Около десяти часов вечера два доблестных рыцаря бодрствовали в нескольких шагах друг от друга, когда увидели свет на противоположном берегу реки, они подошли поближе - посмотреть, что там затевается; в ту же минуту огненный шар величиной с бочку, оставляющий след, как комета, и похожий па летящего по небу дракона, вырвался из адской машины, разлив вокруг такое зарево, что стало светло как днем и можно было разглядеть лагерь, Майсуру и расположение турецкой армии. Шар упал между двумя башнями, прямо в отводной канал, прорытый для того, чтобы понизить уровень воды в реке, и продолжал гореть, потому что то был греческий огонь, который можно загасить лишь песком или уксусом. Весь лагерь тотчас же проснулся от грохота н вспышки, похожих на удар грома и сверкание молнии. Все застыли в оцепенении, а славный сир Готье де Кюрель, увидев пламя, повернулся к Жуанвилю и его рыцарям п воскликнул:
- Сеньоры, мы погибли, нет нам спасения, ибо если мы останемся здесь, то сгорим заживо, а ежели уйдем, оставив караул, то запятнаем свою честь. Один лишь господь может спасти нас от этой напасти, я призываю вас, соратники и друзья, всякий раз, когда нечестивцы станут насылать на нас огонь, опустимся на колени и, пав ниц, возблагодарим всевышнего.
Сенешаль и рыцари поклялись поступать так, как советовал пм доблестный сир. В эту минуту явился спальник короля узнать, не нанес ли огонь какого-либо ущерба. Но его уже погасили благодаря усилиям людей, умеющих сражаться с этой адской стихией и не побоявшихся подойти к огненному шару. Тогда спальник, слегка успокоившись, пошел к королю. Но не успел он войти в шатер, как все небо вновь осветилось столь ужасным заревом, что сам Людовик упал на колени и закричал голосом, в котором слышались слезы:
- Боже милосердный, спаси пас, меня и всю мою рать…
Вторая молния пересекла канал, отклонившись чуть правее, по направлению к башне, охраняемой людьми мессира де Курсена; увидев, что шар летит прямо на них, они разбежались кто куда. Огнедышащий дракон обрушился на берег, всего в нескольких футах от башни; один из рыцарей, заметив, что башню охватило пламя, и понимая, что сам не сможет погасить пожар, бросился к сиру Жуанвилю и мессиру Готье де Кюрелю с криком:
- Помогите, помогите, ради бога, иначе все мы сгорим, и мы сами, и наши башни. На помощь, сеньоры, на помощь!
Двое рыцарей тотчас же бросились к башне; глядя на них, и к остальным вернулось мужество; все кинулись туда, где пылал огонь; но едва они принялись его гасить, как на них обрушился град камней и стрел. Они вылетали из орудий, противостоять которым могли лишь не менее хитроумные машины. Но рыцари, нимало не думая об опасности, продолжали свое дело, и уже мгновение спустя их щиты и доспехи были густо унизаны стрелами.
Так прошла эта ночь, вселяя в людей непреодолимый ужас; небо полыхало до рассвета; рыцари бодрствовали, начиная верить в то, что Мухаммед, этот лжепророк, отрядил на защиту Египта не людей, а демонов. Во мраке ночи, на чужбине внимали они самым немыслимым легендам. Даже сам Нил, дарующий воду и жизнь, стал предметом невероятных россказней. Простодушный Жуанвиль сохранил для нас пространные суждения, услышанные или высказанные крестоносцами. Нил, полагали они, берет начало в земном раю; объяснялось это предположение тем, что зачастую воды Нила забрасывали в сети рыбаков корицу, имбирь или алоэ, а так как эти ценные растения растут в Эдеме, христиане не сомневались в том, что в реку попадают ветки этих кустарников, обломанные ветром, а река песет их к Каиру, Майсуре, Дамьетте, где их вылавливают торговцы и продают за золото.
Говорят, что почивший недавно султан как-то решил узнать, где берет начало река. Он приказал сведущим людям проследить ее течение; тут же была снаряжена целая флотилия, груженная провиантом. Путешественники провели в пути три месяца; наконец они вернулись и рассказали, что поднялись вверх по реке до того места, где путь преградили обрывистые скалы, и с высоты этих круч они увидели, как Нил, подобно гигантскому водопаду, устремляется вниз. Вершины этих скал покрыты чудесными лесами, где бродит множество диких зверей - львы, слоны, драконы и тигры, ползают змеи; оттуда, сверху, они смотрят на людей. Побоявшись идти дальше, путешественники повернули назад и предстали перед султаном, чтобы поведать ему о том, что они увидели во время своих странствий.
Можно легко вообразить, какой страх должны были посеять в душах людей самые незначительные, но кажущиеся сверхъестественными события, ибо в этих краях никто не ставит под сомнение подобные истории. Неудивительно, что ужас перед греческим огнем - тайной константинопольских монархов, раскрытой турками, но еще неведомой христианам,- быстро обуял все войско. К счастью для крестоносцев, после первой атаки стало известно, что ущерб, нанесенный греческим огнем, оказался не так велик, как страх, который он внушал; те, кто бодрствовал ночью, отправились спать; только король со своими братьями не пожелал уйти с поста и остался стоять на страже.
На рассвете граф Анжуйский распорядился чинить метательные машины, но воины опасались сарацинских стрел, и тогда притащили обе башни, откуда стали отвечать неприятелю выстрелами из арбалетов; поскольку среди христиан были отменные стрелки, турки скоро поняли, что превосходство не на их стороне. Тогда они установили напротив башен камнемет и, выстроив рядом с ним все своп орудия, дабы увеличить силу удара, к огненным шарам, выпускаемым главной машиной, добавили несметное количество горящих стрел; теперь уже никто не отваживался подвергать себя этой опасности.
На сей раз, при свете дня, греческий огонь разил наверняка и без пощады; в одно мгновение пламя охватило обе башни и все близлежащие шатры крестоносцев. Увидев это, граф Анжуйский хотел броситься один тушить пожар, его удержали силой, и он от ярости буквально потерял рассудок. Весь день изливался этот дождь Гоморры, поглощая все вокруг, к вечеру ничего не осталось - ни машин, пи снаряжения. Ночь прошла спокойно: гореть было нечему. Все запасы дерева - и в лагере, и в окрестностях - оказались израсходованы. Король собрал рыцарей и поведал горькую правду. Было решено разрубить несколько кораблей и из обломков соорудить новую башню. Пришлось расстаться со многими судами, но зато через две педели поднялась башня, прочнее и выше прежних. Верный понятиям рыцарской чести, король решил помочь брату вернуть свое доброе имя, которого тот якобы лишился, позволив сгореть двум сторожевым башням, поэтому он приказал поставить новую у насыпи лишь в тот день, когда настанет черед графа Анжуйского нести караул. Так и сделали: в назначенный день новую башню привезли на берег канала, и воинам приказали вновь браться за работу.
Тогда сарацины повторили свой маневр, столь губительный для крестоносцев: напротив того места, откуда им грозила опасность, они установили свою адскую машину и шестнадцать других, чтобы увеличить силу удара, и забросали врага градом камней и стрел; какое- то мгновение те держались, но смертоносный дождь заставил их все-таки отбежать па безопасное расстояние. Видя, что башня покинута, сарацины нацелили свое орудие прямо на нее, и пять минут спустя огненный шар, окутанный дымом, со свистом перелетел через канал п упал у подножия башни. Только граф Анжуйский бросился к нему, решив либо потушить адский огонь, либо погибнуть в его пламени. В то же мгновение на него обрушился град камней и вращающихся стрел, но граф чудом остался невредим. Тем временем сарацины готовились вновь обрушить на крестоносцев греческий огонь; нужно было немедля спасать графа Анжуйского. Сделать это вызвались четверо рыцарей, они кинулись к нему, якобы на подмогу, а сами схватили его и силой потащили прочь от стрел и пламени. Едва они достигли безопасного места, как воздух рассек второй шар и упал возле боковой стенки башни. Эта башня устояла бы против любого огня, потому что была сколочена из пропитанного влагой дерева и целиком обтянута кожей; но перед греческим огнем все защитные средства бессильны: брызжущий пламенем дракон запустил свои огненные когти в самое сердце башни, накрыл своими огромными крыльями жертву - неподвижный, стоящий в бездействии колосс; скоро все смешалось в огне гигантского пожара, и через час от сооружения, потребовавшего стольких трудов и затрат, осталась лишь куча пепла. Король впал в отчаяние, он не видел конца этой борьбе; нужно либо переправиться через канал, либо вообще отказаться от крестового похода. Оказалось невозможно ни соорудить насыпную дорогу, пи переплыть реку, течение было слишком стремительно, а река слишком глубока; отступление к Дамьетте выглядело бы постыдным и противоречило всем планам, но между тем подобное положение не могло больше продолжаться. Воины недоедали, несколько человек умерло от таинственной болезни, правда не казавшейся заразной, но имевшей одинаковые и потому тревожные симптомы. Людовик созвал своих баронов на экстренный совет.