Пятого августа я виделся с папским проповедником. Оттуда зашел посмотреть дом Григория Диолога, обращенный в монастырь. Множество хороших колонн и пол выложен перламутровой инкрустацией редкой работы. Крыт дом деревянной крышей. Смотрели под престолом множество святых мощей. Под другим престолом лежит святой Пантелеймон. В другом алтаре погребена святая Сильвия, мать святого Григория, [тут же находится] стол святого Григория, с которого кормил он нищих, когда подсел к нему ангел. Спальня и молельня святого Григория. Икона пресвятой, что заговорила со святым Георгием. Оттуда попутно пошли посмотреть темницу, где были прикованы святые Петр и Павел. Один язычник занес руку над Павлом, и ударил его лицом о камень. На его лице [отпечатался] тот камень, видели яму, в которой сидели святые Петр и Павел теперь в ней стоит вода, и в той воде совершают крещение.
Шестого августа мы поехали в монастырь святой мученицы девы Бальбины. Там находилась ее могила и могила ее отца, святого мученика Квирина и других. [Там же были] святой мученик папа Урбан, святой мученик Филиксимон и святой мученик Агафистос, святой мученик Мавнос, святой мученик Январий, святой мученик Викентий и еще пять других мучеников: имена всех неизвестны. Была дверь, ведущая в пещеру, в которой множество святых, [но дверь эта] еще не открывалась.
Восьмого августа пошли в монастырь, где воспитываются дети римских вельмож. Монахи обучают их всяким премудростям. Мы были там в первое воскресенье после поминовения усопших. В этот день там собираются кардиналы, епископы и знатные вельможи проведать своих сыновей и узнать об их успехах. Мы пришли рано. Накануне ко мне приходили двое юношей, сыновья вельмож, и приглашали меня от имени их настоятеля. Мы вошли. Настоятель встретил меня у входа. Весь монастырь, дорожка, все помещения, алтари, — все было устлано красным камковым ковром с каймами. Все было убрано богато. Особенно богато была устлана одна комната.
Вначале стояли в четыре ряда скамейки для певчих и музыкантов. В середине сидели трое певчих и повыше девять скрипачей, пониже еще девять музыкантов, играющих на скрипках поменьше размером. Подальше, по обеим сторонам от певчих, четверо играли на больших скрипках, один на цымбалах и один на пятиструнном инструменте, продолговатом и похожем на хутдзали[20]. С одной стороны ручка была длиннее, а на ней около семи длинных струн и поближе к ручке множество струн. Посередине внизу кафедры для проповеди и высокая псаломная цевница. Были поставлены по пяти стульев для кардиналов по обе стороны. За ними шел небольшой проход. А потом вокруг стояли епископские стулья числом до сорока, и за ними возвышения в три ряда для настоятелей. В стенах ниши в четыре ряда повыше и пониже стояли вельможи. Вошли туда. Они сидели на хороших местах. Мы стояли. Пришли певчие, музыканты. Уселись на свои места. Пришли кардиналы и епископы. Все заняли свои места, также и знатные вельможи. И начали играть. Те трое певчих, что пели порознь, несогласно друг с другом, могли свести с ума. Один пел высоким голосом, один средним, один — басом. Но пели они прекрасно. Когда спели по разу, выступил один юноша: он роздал кардиналам цветы, — по одному шелковому и по одному живому цветку. Поклонился по обе стороны, стал на псаломную кафедру и по-латыни прочел проповедь об успении пресвятой девы. Когда он кончил, встал второй юноша. Он был постарше. Он также поклонился кардиналам в обе стороны, поднялся на псаломную кафедру и сказал проповедь о вознесении пресвятой. Затем певчие снова стали петь. И в третий раз поднялся один совсем юный молодой человек. Он произнес проповедь по-гречески о младенце Христе, стоящем одесную пресвятой девы. Сам он был грек. Ушли оттуда. После обеда мы пошли туда, где милостью папы воспитываются дети греков, армян, арабов и других. Пришли еще другие кардиналы и епископы. Но те, прежние, были богаче. Они сели. Сначала поднялся один юноша и сказал проповедь, но по окончании проповеди никто не пел, ибо среди них не было певчих. Напротив сидели тринадцать юношей. Посреди них один эфиоп черный, постарше их. Он встал, поклонился кардиналам и открыл богословское прение. Другие отвечали. Долго спорили. Затем эфиоп произнес на своем языке в честь пресвятой девы хвалебные оды, сочиненные им самим. Потом сказал: я — эфиоп, происхожу из такого-то места и назвал себя и низко поклонился кардиналам. Трое совсем юных отроков снова обошли кардиналов и поднесли им цветы и маленькие иконы успения пресвятой. Кардиналам поднесли по два, остальным по одному цветку. Потом встал следующий, тоже произнес славословие и прочел стихотворение о пресвятой. Я латинянин, сказал он и сел. Следующий также поклонился и прочел стихотворение. Я русский, сказал он и сел. И так вставали следующие и говорили: я грек, я египтянин, я немец, я босниец, я араб, я армянин, я перс, я еврей, я турок, я ассириец, и так каждый по очереди читал на своем языке стихи и говорил славословие. Их епископ даже пошутил со мною: нам недостает грузина, пришли к нам юношей, обучу их и верну тебе. Но это была не только шутка, он передавал мне просьбу по повелению папы. Затем поднялись трое юношей, они долго спорили меж собой, я не понимал, но, видимо, было интересно. Они кончили, и мы ушли.