— Позвольте, я сам вставлю запонку. Понятно… Отверстие в рубашке слишком мало, а рвать ее очень жалко.
— За каким чертом вообще нужны эти съемные воротники? — прорычал Филдинг, нагнув голову.
— Мы носим их, чтобы миновать полицию.
— То есть?
— Если я еду на велосипеде в английской одежде — в накрахмаленном воротничке и шляпе, — то ни один полицейский не обратит на меня внимания. Но если я надену феску, то меня тотчас остановят: «У вас не горит фара!» Лорд Керзон не учел этого, когда призывал коренных индийцев носить свои живописные традиционные костюмы. Ура! Запонка подошла. Знаете, иногда я закрываю глаза и вижу себя в роскошном одеянии. Я скачу верхом на битву за падишахом Аламгиром. Мистер Филдинг, разве не была Индия великолепной и могущественной, когда ею правили Великие Моголы, а на Троне павлина в Дели восседал Аламгир?
— На чай придут две леди, они хотят встретиться с вами. Думаю, вы их знаете.
— Встретиться со мной? Я не знаю никаких леди.
— Вы не знаете миссис Мур и мисс Квестед?
— О, теперь вспомнил. — Романтическая встреча в мечети ушла в тень сознания Азиза, как только он распрощался с миссис Мур. — Это очень пожилая дама; но вы не будете любезны повторить имя ее спутницы?
— Мисс Квестед.
— Как вам будет угодно. — Азиз был разочарован тем, что придут какие-то другие гости. Он бы предпочел побыть наедине со своим новым другом.
— Вы сможете поговорить о Троне павлина с мисс Квестед, она, как говорят, художественная натура.
— Она постимпрессионист?
— Да, это действительно постимпрессионизм! Давайте пить чай. Этот мир стал мне уже порядком досаждать.
Азиз почувствовал укол обиды. Это замечание говорило о том, что он, темный индиец, не имел права знать о постимпрессионизме — то была привилегия правящей расы. Он сухо произнес:
— Я не считаю миссис Мур моим другом. Мы с ней встретились совершенно случайно, в моей мечети, — сказал он, подумал и добавил: — Одной встречи недостаточно, чтобы завязать дружбу.
Однако он не успел закончить фразу, когда сухость и натянутость исчезли из его тона. Азиз почувствовал добрую волю Филдинга. Его собственное расположение к нему пробилось навстречу сквозь волны изменчивых эмоций, которые могут вынести на якорную стоянку, но могут и бросить судно на камни. Сейчас, однако, Азиз искренне чувствовал себя в полной безопасности — так может чувствовать себя лишь обитатель суши, полагающий, что только он знает, что такое безопасность, и уверенный в том, что любой корабль непременно потерпит крушение, но Азиз умел испытывать и чувства, недоступные обитателю твердой суши. Действительно, Азиз был скорее впечатлительным, нежели чутким. В каждом слове ему чудился какой-то смысл, и он не всегда верно его оценивал, и жизнь его, хотя и полная реальных впечатлений, была, в сущности, больше похожа на сон. Например, Филдинг отнюдь не хотел сказать, что все индийцы темные люди; наоборот, он считал, что темной материей является сам постимпрессионизм; его замечание было непреодолимой пропастью отделено от замечания миссис Тертон «О, так они говорят по-английски!», но для Азиза оба предложения звучали одинаково. Филдинг видел, что что-то пошло не так, но и одновременно осталось в полном порядке, и он не стал суетиться, будучи оптимистом во всем, что касалось личных отношений. Разговор снова оживился и потек легко и свободно.
— Помимо дам, я пригласил одного из моих ассистентов, профессора Годболи.
— Ого, это же деканский брахман![16]
— Он тоже хочет вернуть прошлое, но не времена Алмагира.
— Думаю, что этого он не хочет ни в коем случае. Знаете, что говорят деканские брахманы? Они говорят, что англичане отняли Индию у них — вы только подумайте у них, а не у Моголов. Это просто неслыханная наглость, вы согласны со мной? Они даже дали большую взятку, чтобы так было написано в учебнике истории, потому что они коварны и неслыханно богаты. Но, судя по тому, что я о нем слышал, профессор Годболи выгодно отличается от остальных деканских брахманов. Он очень искренний человек.
— Почему вы не организуете в Чандрапуре свой собственный Клуб, Азиз?
— Возможно, мы это сделаем… когда-нибудь. О, я вижу, что идут миссис Мур и — как вы сказали зовут ее спутницу?