Я не стану подробно останавливаться на том, сколько времени и усилий мне потребовалось для того, чтобы расшифровать эти письмена и постичь этот язык. Скажу только, что спустя два года я имел полное представление об истории своих предков. Я был очарован и полагал, что переносной храм отнюдь не случайно попал ко мне. Нет, совсем не случайно! Это мои предки прислали его мне, чтобы вернуть меня на предназначенную судьбой дорогу. История, прежде мне неведомая, история, все повороты и изгибы которой я теперь понимал все лучше и лучше, была моей собственной историей, я это знал теперь твердо. Ну что в том было невероятного и невозможного? Разве я не был сиротой? Не говорили ли мне в приюте, где я вырос, что какой-то мужчина, говоривший с сильным чужеземным акцентом, принес меня туда завернутым в пеленки? Было это около пятидесяти лет назад… С той поры я влачил бремя своих дней, я перемещался с места на место, из города в город, я жил в мире, который не узнавал и не признавал за свой. Разумеется, я искренне, всем сердцем полюбил тот край, где вырос, и я бы ни за что на свете не снял бы жилета, знаменитого жилета из шерсти фландрина, который был своеобразным символом этого края. Но не был ли мне дан знак свыше, когда я вдруг возомнил, что должен покинуть якобы родные края для того, чтобы долгое время скитаться по свету, попадая то в одну переделку, то в другую? И не был ли мне дан еще один знак свыше, когда у меня украли мой любимый жилет, и я довольно спокойно пережил это происшествие?
Но теперь со всем этим было покончено, ибо я обладал достаточным количеством сведений для того, чтобы я смог вновь обрести мою настоящую родину.
Чем я и не замедлил заняться…
На протяжении нескольких месяцев я путешествовал, пересекая разные, но, на мой взгляд, почти одинаковые страны (отличающиеся только теми незначительными деталями, что приводят в изумление праздных путешественников), и наконец добрался до центра местности под названием Сгурр. На тамошнем наречии это название означает «кладбище», я это понял, но я еще не знал, почему этот край носит столь странное название.
Приблизившись к границам этой местности, я нанял проводника (найдя его не без труда, ибо путешественники посещали сей край редко, а слава за ним закрепилась недобрая, и путешествие туда слыло предприятием опасным), но вопреки опасениям путешествие наше проходило на диво спокойно, без каких-либо инцидентов. В течение долгих дней мы ехали на спинах мулов, то поднимаясь вверх по склонам невысоких холмов, то спускаясь вниз и следуя вдоль берега тихой реки, медленно и лениво катившей свои воды по равнине. Мой проводник оказался человеком молчаливым, а о Сгурре он вообще отказывался говорить, кстати, как выяснилось, в самом Сгурре он никогда не бывал. Единственным событием, достойным упоминания, как я полагаю, было то, что, когда мы оказались в долине, где протекала вышеупомянутая река, он сказал, что надо бы подстегнуть мулов, чтобы покинуть долину до наступления ночи. Как он мне объяснил, пещеры, находившиеся у подножия возвышавшихся неподалеку скал, служили пристанищем разбойникам, грабившим путников. Но подобное, по его словам, случалось здесь лишь по ночам, ибо местные разбойники поклонялись луне и ненавидели дневной свет, потому что свято верили в то, что умрут под лучами дневного светила. Проводник добавил, что некоторые знатоки этих мест утверждают, что слухи о ночных разбойниках являются всего лишь легендой, и эти слухи распространяют обитатели Сгурра для того, чтобы устрашить чужеземцев и отбить у них охоту посещать их страну; но, как сказал мне проводник, ни один из этих знатоков не осмелился ради доказательства ложности этих слухов обследовать те самые пещеры, где могли находить себе убежище разбойники.
Едва завидев впереди то, что именовалось границей Сгурра (шлагбаум, жалкая хижина и несколько стражников), мой спутник повернул назад и поспешно удалился, даже не пожелав мне на прощание удачи.
Я предстал перед таможенниками, и они спросили меня, кто я такой, откуда прибыл… Засим последовал странный вопрос, живой я или мертвый… Я счел это за шутку; природная склонность к тому, чтобы отвечать вызовом на вызов (а может быть, и просто интуитивное чувство), заставила меня ответить, что я – мертвый; стражники пали передо мной на колени и распростерлись ниц. Должен заметить, что говорили мы на языке сопредельной страны, так как я тогда еще не владел устной речью на языке Сгурра, ибо был знаком с ним только по письменным источникам. Выказав мне таким образом почтение, стражники в чрезвычайно вежливой форме попросили меня представить мою генеалогию. Вероятно, и в данном случае на меня снизошло не то вдохновение, не то озарение, и именно оно руководило моими действиями. Не говоря ни слова, я поставил на стол сундучок, который нес на спине, и раскрыл его так, чтобы стали видны все панно. Стражники приблизились к столу, довольно внимательно осмотрели мой переносной храм, и хотя и были изумлены тем, что какой-то чужеземец оказался владельцем предмета, по их понятиям, являвшегося достоянием рода мертвых нищих Сгурра, они позволили мне проникнуть в их страну.