Господин камергер показался мне человеком приятным, даже симпатичным, и так как путешествие через пустыню я совершил совершенно бесплатно (благодаря моему несравненному, моему прекраснейшему жилету из шерсти фландрина), то на какое-то время я мог чувствовать себя богачом и мог проявить благородство. Поэтому я заявил, что готов не только снять у него комнаты за приличную цену, но и щедро платить ему, если он пожелает ежедневно уделять мне некоторое время, вести со мной разговоры, обучать меня языку королевства Одевания и просвещать меня относительно существующих там обычаев и царящих там нравов. Он охотно согласился, и благодаря этим беседам и урокам мы с ним быстро стали друзьями. Он, кстати, тоже не скупился на цветистые похвалы в адрес моего необычайного жилета из шерсти фландрина, а так как он был знаком со множеством людей, так как он был вхож в дома представителей самого высшего общества королевства и к тому же по природе был человеком чрезвычайно восторженным, искренним, открытым и откровенным (что резко контрастировало с показной сдержанностью большинства одеванцев), то он повсюду рассказывал о моем жилете, и вскоре слух о нем распространился по всей стране. Факт наличия у меня необыкновенного жилета придал мне, если можно так выразиться, чрезвычайно большой авторитет в глазах одеванского общества, которого никогда не имел в этой стране ни один чужеземец. Итак, новость о прибытии в столицу некоего незнакомца, владеющего несравненным по красоте жилетом, сшитым из чудесной ткани, незнакомца, чей знаменитый жилет не продавался (еще одно чудо!), – эта новость мгновенно распространилась как по постоялым дворам и тавернам, так и по самым богатым домам, и вскоре в прихожей дома Пауана уже толпились люди, стремившиеся познакомиться со мной и удостоиться чести лицезреть и погладить, пусть даже в течение нескольких секунд, мой необыкновенный жилет из шерсти фландрина. Пауан предрекал мне настоящее богатство, если бы я смог доставить в королевство Одевания такую мягкую, нежную, прочную ткань с такими живыми и стойкими красками, в то же время с таким богатством оттенков, менявшихся в зависимости от освещения; короче говоря, он утверждал, что я мог бы составить себе целое состояние, что я, несомненно, стал бы фаворитом главного королевского костюмера, самого влиятельного лица в королевстве, после короля, разумеется… Пауан понизил голос и уже шепотом добавил, что, возможно, влияние главного королевского костюмера намного превосходило влияние самого короля, ибо сей вельможа и создавал королей, и разрушал им же созданное, ибо ходили слухи, что падение предыдущего монарха (чье имя произносить вслух было запрещено) было подстроено – король предстал перед придворными и наряде, у которого складка была заложена неправильно, в противоположную сторону, чего монарх не заметил, но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы его дискредитировать как короля, ибо король в королевстве Одевания должен быть великим знатоком в одежде, в тканях и во всем, что имеет отношение к искусству шитья и ношения одежды (про себя я подумал тогда, что это должно быть не слишком трудным делом, если иметь в виду, сколь неопрятно, небрежно были одеты все вокруг). Чтобы положить конец всем этим разговорам о моем возможном богатстве, я сказал Пауану, что путешествую только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей, что я вовсе не собираюсь заделаться коммерсантом и что, кроме всего прочего, совершенно невозможно доставить в Мод хотя бы одно полотнище ткани из шерсти фландрина. Но я мог говорить сколько душе угодно, Пауан неизменно ежедневно возвращался к вопросу о драгоценной ткани, ибо, несмотря на все мои уверения в обратном, ему казалось, что единственной причиной моего прибытия в королевство Одевания было тайное желание сказочно разбогатеть.
Должен сказать, что я от природы имею склонность к изучению различных языков, к тому же во время странствий я постоянно пополнял свои знания, а потому очень быстро совершенствовался и в изучении одеванского языка. Однако прошли недели и даже месяцы, прежде чем я преодолел робость и страх показаться невежественным и осмелился задать вопрос, который вертелся у меня на языке. Итак, я спросил, почему эта страна называется королевством Одевания, тогда как ее обитатели, похоже, в гораздо меньшей мере, чем обитатели других стран, интересуются своим внешним видом (а вернее, совсем не проявляют к нему интереса)? Во всех краях, что мне удалось посетить, говорил я, пусть даже в самых бедных, мужчины и женщины старались всячески принарядиться, украшали свои одежды, пусть даже поношенные, тем или иным образом. Разумеется, одеяния, которые я видел в разных странах, отличались друг от друга массой деталей, ибо были сшиты из самых разных тканей и отличались покроем и формой, некоторые представляли собой большой кусок материи, искусно обмотанный вокруг тела, другие изобиловали складками, некоторые были чрезвычайно коротки и открыты, другие же, наоборот, наглухо застегнуты на множество пуговиц, у одних на подолах была бахрома, у других – кружева, на одних не было видно ни единого шва, на других же швов было с избытком и они специально подчеркивались вышивкой; я говорил о том, что повсюду видел на шеях колье, ожерелья, кулоны, на пальцах – кольца, на запястьях – браслеты, в ушах – серьги, на головах – прически и головные уборы, на лицах – белила, румяна, прочие средства макияжа, а также татуировку, ритуальные рисунки и надрезы на коже, не говоря уже о более странных украшениях в виде раковин и палочек в ноздрях и губах… Я выразил удивление по поводу того, что в стране Мод создавалось впечатление, будто там каждый не глядя напяливал на себя первое попавшееся под руку тряпье, какими бы грязными и потрепанными ни были эти обноски. В ответ на мои недоуменные вопросы Пауан сначала ограничился лишь улыбкой. Потом он мне сказал, что как только представится случай, он возьмет меня во дворец на ежедневную аудиенцию, даваемую королем в присутствии всех придворных. Потом, немного помолчав, он сказал, что, возможно, даже возьмет меня на Великую Королевскую Выставку, во время которой король ежегодно публично демонстрирует на глазах у всех свое великое мастерство в искусстве одевания. Как правило, присутствие чужеземцев на столь торжественной церемонии не дозволялось, но наличие у меня жилета из шерсти фландрина, весть о необычайных достоинствах которого, вероятно, уже достигла ушей самого монарха, делало возможным отступление от всяких правил и упразднении всех запретов. Пауан не сомневался в том, что король, если только он узнает о существовании жилета, конечно же, пожелает к нему прикоснуться, пощупать его. Я забеспокоился, ибо меня занимал вопрос, что предписывает мне сделать этикет, если король пожелает заговорить со мной, и предписаниям какого этикета я должен подчиняться: этикета моей родины или этикета королевства Одевания? Могу ли я действительно отправиться во дворец и предстать перед его величеством в моем более чем скромном дорожном костюме и в моих уже очень поношенных башмаках, даже несмотря на то, что на мне будет мой роскошный жилет? Что мне делать, если королю и вправду очень понравится мой жилет, если он проявит к нему неподдельный интерес? Не следует ли мне тогда подарить его королю? В таком случае, добавил я, я буду вынужден отказаться от приглашения присутствовать на королевской аудиенции и от посещения Королевской Выставки, хотя я и в полной мере отдаю себе отчет в том, сколь велика оказанная мне честь, так как для меня расстаться с жилетом все равно что расстаться с жизнью, и даже хуже. В ответ Пауан громко рассмеялся и попытался меня успокоить, сказав, что, конечно, ткань, из которой сшит мой жилет, необыкновенна и восхитительна, а затем, прибегнув к осторожным намекам в виде изощренных фигур красноречия, чтобы меня не обидеть, но все же изъясняясь так, чтобы я все понял (и я действительно прекрасно все понял), он добавил, что жилет мой скроен очень плохо, просто ужасно и что любому видно, что «создан» он был в стране, где искусства одевания вообще не существует. С другой стороны, продолжал он, было бы весьма странно, если не сказать, невероятно, чтобы у короля в ходе столь торжественной и сложной церемонии, каковой является Великая Королевская Выставка, возникло желание и нашлось бы свободное время, чтобы рассмотреть мой жилет, заинтересоваться им и задавать мне вопросы по его поводу, так как король бывает слишком поглощен своим делом. Как объяснил мне Пауан, королю будет просто не до меня и не до моего жилета.