В воскресенье он пришел на ленч, и во время общей вежливой беседы она задалась вопросом: а что думает отец? Не тревожит ли его это? Нет, он слишком стар. А мать? Ну, она-то известно о чем думает: приятный молодой человек, но ему не повезло с родителями, и у него нет денег. Прекрасно, что он дружит с Элизабет, но не больше.
Однако главную угрозу представляла Линет. Не понравится ли она ему? Не было ли его отвращение к той красивой первокурснице напускным?
Линет, как всегда, являла собой само очарование. Элизабет сухо представила ее Яну, отошла к окну и стала мысленно молиться, пока Линет, улыбаясь, строила ему глазки и что-то лепетала своим серебристым голоском. Он отвечал вежливо, но не более, и когда Линет, наконец, прощебетала: «Простите, но мне пора бежать, у меня свидание с Джонни», Элизабет вздохнула с облегчением. О, Джонни бы подождал, если бы она поймала на крючок Яна! Но на этот раз у нее ничего не вышло, и она была в ярости: как же, гадкий утенок привел в дом мужчину, а этот дурак, олух, болван не клюнул на красавицу Линет.
— Как тебе Линет? — спросила она, когда они прогуливались по саду.
— Хорошенькая. Но красивой я считаю тебя. Слушай, почему бы нам не поужинать где-нибудь в городе?
— С удовольствием, — ответила она с трепетом в сердце.
Вот так легко они начали встречаться. Когда у него было время, он проводил его с ней. Они выпивали где-нибудь по чашечке чая или кофе в дешевых ресторанчиках (он любил китайскую кухню, которую она терпеть не могла) — в такой вот обстановке она изучала его и окружающий мир. Особенно ей запомнился один субботний вечер, окрашенный серебристым сиянием, которое покрывало все — тротуары, людей, машины… И сквозь это сияние она впервые заглянула в его душу, в то, чего он боялся и что ненавидел.
Все сияло от дождя, шедшего, должно быть, все время, что они бродили по городу, но она не замечала его, видя лишь приглушенное сияние. Сливаясь с толпой и одновременно выделяясь в ней, они шли и шли, а вокруг мелькали фигуры, жесты, какие-то детали… Так они забрели на Роу-стрит, где за витринами магазинов маячили бледные лица продавцов, поджидавших клиентов.
— Не купить ли нам что-нибудь? — спросила она.
— Ага, — ответил он совершенно серьезно. — Четыре дюжины платьев, двенадцать дюжин шляп…
— И целую ванну орхидей.
Он быстро взглянул на нее и заметил:
— А ты без шляпки.
Она неопределенно пожала плечами.
— Ты вообще носишь шляпки?
— Никогда.
— Вот и отлично, — торжествующе заключил он. — Тогда не будем их покупать. Пошли отсюда.
Непонятная радость переполняла ее, радость от всего увиденного и услышанного. Когда они свернули на Пит-стрит, она схватила его за руку и воскликнула: «Посмотри-ка!». «Посмотри, — кричало ее сердце, — на этого старичка с поднятым воротником, катящего тележку с хризантемами!» Среди цветов торчала табличка «Бог есть любовь». Услышав ее восклицание, старик обернулся и что-то пробормотал (быть может, «Бог есть любовь»?), а золотистые цветы закивали головками, словно говоря: «Этот старик служит нам, мы служим Богу, а Бог есть любовь, Бог есть любовь, Бог есть любовь…».
— Подожди, — услышала она голос Яна, увидела, как почти нечестиво подмигнул старик, и тут же в ее руках оказался огромный букет, и цветы кивали ей, словно заранее подтверждая все, что бы она ни сказала. «Я так счастлива!» — подумала она, и они закивали: «Ты так счастлива, ты так счастлива!..». Старик коснулся рукой края шляпы и укатил свои свидетельства любви.
— Замечательный старый негодяй! — смеясь, заметил Ян. — Он просто полон любви!
— Не придирайся. Уверена, так оно и есть.
— Что именно? Что он негодяй, или что он полон любви?
— И то, и другое.
На Кинг-стрит Ян остановился у кондитерской и провозгласил:
— Духи, украшения, миндаль в сахаре — все это я дарю тебе. Правда, только в теории, зато от всего сердца. Давай выпьем кофе, я сегодня щедрый.
В кафе пожилые женщины вокруг них пили, ели и с удивлением и ужасом обсуждали дела своих знакомых. «Старые обжоры!» — бросил Ян. А ей нравилось все, что бы ни говорил он в тот день, в тот час, в то мгновение. Официантка принесла им кофе, но девушка сидела, не прикасаясь к чашке, захваченная совершенством этого дождливого вечера, счастьем того, что рядом сидит Ян. Одним своим присутствием он оживлял все; казалось, окружающие предметы начинали вдруг проявлять свою живую суть и спрашивать: «Ты знаешь нас?». Но самым большим вопросом оставался он сам…
— В чем дело? — поинтересовался он. — Почему ты так пристально смотришь на салфетку? Она тебя заворожила?