— Ты просто невозможен! Не понимаю, чего ради мы забрались в такую глушь?
— Ты же сама говорила, что устала от цивилизации. Хотела пожить простой жизнью… А мне здесь нравится. Появляются всякие свежие идеи…
— А, помолчи! — устало махнула рукой миссис Дейли и сняла очки. Но тут сад бросился на нее, как лев, и она поспешила снова надеть их.
Интересно, что же все-таки с этой девицей? Может, аборт? Кольца она не носит… Нет, она явно не из таких. Недостаточно привлекательна. Что же еще?.. Отдельная комната, завтрак в постель, весь день в шезлонге под деревом, постоянно пьет молоко, рано ложится… О, неужели… С выражением восторга и ужаса миссис Дейли вцепилась в руку мужа.
— Я знаю, Чарльз! — прошептала она ему на ухо и откинулась на спинку кресла. — Точно! Но… лучше тебе все разузнать.
— Что за вздор, старушка! Я не…
— Ты можешь вытянуть все из доктора. Займись этим сейчас же. Ты мужчина, и тебе он скажет. Если я окажусь права, то не останусь здесь больше ни на одну ночь. И натравлю полицию на миссис Джири. Это просто отвратительно!
Чарльз Дейли с трудом поднялся. Чего только не сделаешь ради спокойной жизни. Ох уж эти женщины!
Щелкнул замок калитки.
— Доброе утро, мистер Дейли! — приветствовала его нагруженная пакетами, свежая и соблазнительная Элеонор.
— Доброе утро, девочка, — по-отечески ответил он под взглядом жены. — Для нас есть письма?
— Нет, о вас пока не вспомнили, — кокетливо ответила Элеонор и запорхала по саду среди зарослей роз и маков, как бабочка, перелетающая с цветка на цветок. Замедлив свой полет у плетеного шезлонга под эвкалиптами, она объявила:
— Вам телеграмма. Пришла еще вчера вечером, но почтальон совсем обленился. Знает, негодник, что я все равно забегу утром.
Дрожащие пальцы Элизабет разорвали конверт и достали сверкнувший на солнце желтый листок.
«ВРЕМЕННО ЗАДЕРЖИВАЮСЬ ЗПТ ЛЮБЛЮ X ТЧК»
Мир завертелся перед ее глазами, но слова с нелепыми «зпт» и «тчк» остались.
— Когда это было? — словно издалека услышала она свой собственный голос.
— Я же сказала, она пришла вче… С вами все в порядке?
— Да… Да. Большое спасибо, Элеонор.
«Элеонор прочитала. Они, там на почте, всегда все читают. Деревня, весь свет, все знают, что я жду его. И все смеются».
— Вам что-нибудь принести?
— Нет, спасибо, Элеонор.
Элизабет тупо смотрела на полоску желтой бумаги, а видела смятую кучу металла на обочине и окровавленную голову Яна… Она провела рукой по глазам. Нет, нет, с ним ничего не случилось. Он послал телеграмму сам, ведь она подписана только им одним известным знаком. Будь благоразумной. Задерживается. Но почему? Надолго? Мог бы и объяснить! Должен же он понимать, с каким нетерпением я его жду!
«Временно задерживаюсь». Идиотизм какой-то. «Задерживаюсь» — уже значит «временно», если ты искренен. Откуда она послана? Так, посмотрим… Вечно на почте не хватает чернил, чтобы пропечатались все буквы! С… д… е… Должно быть, Сидней. Значит, он даже не выехал, как собирался, вчера в четыре часа… А я-то думала…
Ее глаза наполнились беспомощными слезами. «Я была больна, — объяснила сама себе она, — потому и плачу с такой легкостью». Но в голове звучало: «Вся беда в том, что ты слишком любишь его». Она снова взглянула на телеграмму.
Итак, никакого несчастного случая. И она благодарна Богу за это. Но что случилось? Работа? В этой странно пахнущей лаборатории с полуживыми крысами он совершенно забывает о ней и только автоматически посылает письма и телеграммы с условной подписью «X».
«Он мог бы приехать!» — в отчаянии шептала она, и перед ее глазами возникло лицо матери, говорившей ей два года назад с тревожной улыбкой: «Он не для тебя, Элизабет». Два года назад мать сказала это впервые. Ян тогда поздно проводил ее домой — они все никак не могли расстаться — а мать дождалась ее и позвала к себе. «Ты должна больше спать, ты ведь такая слабенькая!» — уговаривала она дочь, прежде чем перейти к главному:
— Если ты будешь встречаться только с одним мужчиной, у людей сложится ложное впечатление.
— Но я не хочу больше ни с кем встречаться, — возразила она. — И мне плевать на людей и их впечатление.
— Но, дорогая, пойми, ваши отношения…
Отношения! Она обожала его, и он, как ока надеялась, отвечал ей тем же.
— Он мне очень нравится, — отстраненно сказала она тогда.
Последовали отвратительные замечания типа: «У него нет денег»; «Его отец пил»; «Он не в твоем духе»… Произнося их, мать внимательно приглядывалась к худенькой угловатой девушке, которую никогда не понимала и которую в тайне побаивалась.