– Вот, мы и пришли. Прошу,– остановившись перед очередным домиком, сказал староста.
Горен облегченно улыбнулся.
Войдя внутрь, они прошли через просторную гостиную и поднялись по лестнице на второй этаж. Отиль открыл перед юношей одну из дверей, и вурмеки оказались в большой хорошо освещенной комнате. Здесь, у стены, украшенной цветастым ковром, стояла громоздкая кровать. На ней, укрытый по грудь лоскутным пледом, лежал человек.
– Я решил разместить его в своей спальне,– сказал Отиль,– Во всём доме нет комнаты больше чем эта, и кровати больше, чем моя.
Он подошел к окну, и раздвинув шторы, открыл его настежь.
– Ведь он так высок! – смеясь, продолжил староста,– Посмотрите, его ноги буквально свисают на пол!
Горен медленно приблизился к кровати и, заложив руки за спину, склонился над лицом человека. Длинные тёмные волосы, обрамляя бледное лицо незнакомца, струились волнами и ложились на перетянутую повязкой грудь. Глаза его были закрыты. Человек мирно спал, и сон его был так крепок, что ни один из окружающих звуков не могли его потревожить.
– И что самое удивительное,– шепотом сказал Отиль, усаживаясь в кресло,– Внутреннее строение этого существа ни капли не отличается от нашего с вами. Я был просто потрясён! Конечно пришлось повозиться, зашивая его громадную селезёнку, но она была устроена точь-в-точь как у любого вурмека. Это невероятно!
– Он приходил в себя?– спросил Горен.
Отиль поправил пенсне и со вздохом ответил:
– Да, если можно так сказать. Он был в сознании, но совсем недолго. Однако мне хватило, чтоб напоить его грибным бульоном и произвести некоторые необходимые процедуры.
Староста поднялся и взял со столика с лекарствами деревянную трубку в форме тонкого полого цилиндра. Затем он подошел к кровати, склонился над человеком, приложил трубку одним концом к его груди, а к другому прижался ухом и замер.
Горен с большим любопытством наблюдал за этими странными манипуляциями.
Надо сказать, что в родной деревне Моглов лекарь был, но его врачевание ограничивалось примочками, травяными настоями или наложением повязки. Вурмеков с более тяжелыми недугами всегда отправляли на восточную сторону оврага, и теперь юноше становилось ясно, по какой причине это происходило.
Внезапно Горен вспомнил о найденном камне. Он лихорадочно схватился за карманы, наскоро определяя в который положил находку, но нащупав в одном из них бугорок, быстро успокоился.
– А не говорил ли чего незнакомец, когда приходил в себя?– спросил Горен, переминаясь с ноги на ногу?
Отиль оторвался от трубки и, внимательно посмотрев на юного вурмека, ответил:
– Решительно ничего. А если бы и сказал, то сильно сомневаюсь, что мне были бы понятны его слова.
– Но ведь ночью в лесу он говорил с нами,– возразил Горен.
Лекарь поправил пенсне и, деловито уперев руки в бока, спросил:
– И что он вам сообщил, разрешите узнать?
– Он просил помощи,– ответил Горен.
– Помощи,– не отрывая глаз от юноши, задумчиво сказал Отиль,– Это всё что он вам сказал?
– Да,– пробормотал Горен,– он так и сказал «Я прошу помощи»
– И всё?– снова спросил лекарь.
– И всё,– недоумевая, ответил Горен.
Староста недоверчиво приподнял брови.
– Вам могло это показаться,– сказал он,– Любое создание, пробитое насквозь палкой, начнет бормотать невесть что. А ночью в лесу, да ещё с перепугу и не такое послышится.
– Но мы…– попытался возразить Горен.
– Убеждён,– перебил его Отиль,– Вам показалось.
Озадаченный таким поведением старосты, Горен не решался настаивать на своем. Он прибывал в некоторой растерянности и просто молча смотрел на пожилого вурмека. Отиль, в свою очередь, осознав, что был несдержан, смягчился и предложил Горену взамен споров выпить вместе чаю. Тот вежливо отказался от приглашения, и распрощавшись с лекарем, отправился к дому Лакинов.
Прошло немало времени с того момента, как Горен обманом покинул ужин в семействе Фелика. Рогген уже успел вернуться и ждал брата в гостиной. Вместе с Паолем и Ивией он сидел на небольшом диванчике у окна и восхищенно рассказывал о пройденном дне. Особенно мягкую ноту голос вурмека приобретал, когда он упоминал о младшей дочери изобретателя. Румянец на её округлых щечках, природная хрупкость и роскошь огненно-рыжих волос с первой секунды знакомства покорили Роггена. Воодушевленный тем вниманием, что девушка оказала ему во время ужина, вурмек называл её не иначе как «милое создание» и «весёлая стрекоза». При этом он говорил сбивчиво и изрядно краснел, но совершенно не замечал, что раскрывает перед роднёй свой интерес к девушке.