В нём вурмек увидел себя посреди непроглядной темноты, стоящего на её бестелесной тверди, невидимой и неощутимой. Словно отовсюду, то издалека, то становясь ближе, звучал плач Балии. Разрываемый чувством невероятной тоски Горен побежал в пустоту, преследуя ускользающий от него голос, но вдруг понял, что слышит его уже совсем в другой стороне, и вновь бросился к нему. Сквозь всхлипы и стоны матери, вурмеку почудился её негромкий шепот. Будто она молила его о чем-то, но Горен не мог понять ни слова. Он позвал ее, и звал так громко, как только мог кричать, а в ответ услышал лишь мучающий его горький плач. Откуда-то из черноты сна пошел дождь. Юноша почувствовал, как теплые капли воды упали ему на шею и медленно, липко потекли за ворот сорочки.
Вздрогнув, Горен проснулся. Что-то мокрое скользнуло по его коже. Он поднял голову вверх и тут же сжался от ужаса. Истекая слюной, в напряженном оскале над ним стоял волк. Готовый к нападению зверь безотрывно смотрел вурмеку прямо в глаза и гулко утробно рычал. Его морда была так близко к лицу Горена, что дыхание огромной зловонной пасти жаром обдавало кожу юноши. Понимая, что любое движение приведет к неминуемой гибели, вурмек сидел в оцепенении и, с трудом сдерживая дрожь, смотрел в желтые наполненные яростью волчьи глаза. Короткий миг и зверь, широко разинув пасть, бросился на юношу, но в ту же секунду, щелкнув зубами перед его лицом, отлетел в сторону, отброшенный внезапным ударом. Теперь перед Гореном были два волка. Один поднимался с земли в нескольких метрах от камня, а другой, ощетинив шерсть, медленно к нему приближался. Не успел вурмек понять, что произошло, как волки сцепились в неистовой схватке. Два огромных зверя, вздымая лапами пыль, визжа, кувыркаясь и падая, яростно рвали плоть друг друга в борьбе за добычу.
Осознав, что эта битва- единственный шанс на спасение, юноша кинулся прочь. Оглушенный волчьим рычанием, не оборачиваясь и не высматривая преследователей по сторонам, он нёсся во весь дух. В голове его не было слышно ничего кроме собственного захлебывающегося дыхания. Безудержный ужас, управляя телом вурмека, заставлял его выполнять только одно действие: бежать, всё быстрее и быстрее.
До останца Мунаи было всего несколько шагов, когда за спиной Горена показались волки. Он не заметил их приближения. С разбега заскочив на каменный уступ скалы и, цепляясь за её трещины и выступы, юноша принялся карабкаться вверх. Не замечая высоты, он терпеливо взбирался по отвесной поверхности Мунаи, с каждым пройденным метром становясь всё дальше от преследующей его опасности. Однако, чем выше поднимался Горен, тем сильнее становилось его утомление. Руки и пальцы его ослабли, и оттого восхождение давалось всё трудней. Раз за разом, соскальзывая вниз, вурмек едва удерживался от падения, собирался с силами, вновь продолжал подъем, и скоро старания его были вознаграждены. Горен добрался до небольшого скалистого отвеса и, наконец, прекратил свое тягостное восхождение. С последним усилием, впервые с начала подъема, он посмотрел вниз. Волки суетливо сновали у подножья скалы. Они нервно скулили и то и дело поглядывали вверх, в надежде, что сбежавшая от них добыча сорвется и упадет на землю. Но Горен был в безопасности. Поняв, что ему уже ничто не угрожает, юноша облегченно откинулся на спину и растянулся на каменной глади отвеса. Неподвижно, в совершенном изнеможении, лежал он, уставившись в ночное небо, а в его голове одно за другим, мелькая, проносились последние события. Вурмек пытался удержать их, остановить, чтобы понять суть случившегося, но телесная усталость настойчиво заглушала его сознание, принуждая к полному расслаблению. Борьба с самим собой длилась недолго, и вскоре, покоренный собственным бессилием, юноша уснул.
Наступил новый день. Его приход ознаменовало яркое по-летнему сияющее солнце. Поднимаясь выше, оно разливалось по пустоши каменных земель и игриво мерцало бликами на ломаных углах валунов. Ещё вчера пугающая своей чернотой безжизненная долина в свете дня оказалась совершенно иной. В её необыкновенной, пронзительной тишине царили покой и умиротворение. Исчезнув, тени ночи обнажили почти белую землю Волчьих Берегов, покрытую золотистым искрящимся на солнце песком. Разбросанные давней стихией каменные глыбы Мунаи переливались перламутровыми полосами горных пород, и казалось, светились изнутри.
Горен проснулся к полудню, разбуженный слепящим солнцем и мучительной жаждой. Очнувшись ото сна, он первым делом посмотрел вниз, туда, где ночью его караулили волки. У подножья скалы никого не было. Это обрадовало вурмека, и всё же он понимал, что исчезнуть волки не могли, а значит, опасность всё ещё была где-то рядом. Горен поднялся на ноги и осмотрелся. Волчьи Берега тянулись на три стороны вокруг, до самого горизонта. Но на западе, в километре от Мунаи, их земли обрывались и переходили в зеленые холмы, местами поросшие деревьями. Они были далеко как и Этоя- единственный в этих местах источник воды, известный юноше. Идти к реке вурмек не согласился бы ни за что, однако зеленые, покрытые сочной травой холмы, ничуть не пугали его, и там он наверняка смог бы найти воду. Мысль об этом показалась Горену стоящей. Он еще раз внимательно огляделся по сторонам и, не увидев ничего подозрительного, начал спускаться со скалы.