17-го посол вызвал приставов очень рано и просил доложить, что считал бы несправедливым, если англичанам возобновят привилегию, против нас направленную, по которой только они могут вывозить вар [деготь для судостроения]. Эту просьбу в письменном виде они взяли с собой, чтобы передать царю. После полудня они вернулись с известием, чтобы посол приготовился завтра попрощаться с царем. Это звучало странно для ушей посла, так как он еще не получил ответа на свои предложения. "Это вы можете получить потом", — сказали они. Посол спросил пристава, на каком языке будет получен ответ и, если на русском, то потребуется время для перевода. И еще сказал, что нигде в мире так не обращаются с послами, что это против всякого разума и справедливости, что он чувствовал себя во власти царя, но чтобы пристав знал, что посол прислан от суверенного государства, которое он представлял. Пристав сказал: "И не гневите нашего царя". Они, видно, были очень недовольны тем, что посол так резко отказал им в просьбе о посредничестве; князь Юрий Алексеевич Долгорукий[212] поэтому и сказал: "Зачем нам дольше задерживать посла? Он получит наш ответ на свои письма, раз он нам так резко отказал", и т.д.
18 марта.
Пристав пришел сказать, чтобы посол явился завтра, т.е. 19-го, пред глазами царя для прощания. Ну как это странно звучало для нас, когда еще не был получен ответ. Однако это должно было произойти, и мы слышали теперь, что почти готовы все ответные грамоты Генеральным Штатам со старыми надписями.
Сегодня на Илью Даниловича было наложено сделать 800 земных поклонов во дворце[213].
19 марта.
В упомянутый день, в 10 часов, приставы пришли к послу, чтобы проводить его к царю для прощания. С ними была карета для посла с шестью дымчато-белыми лошадьми и обычные белые лошади для свиты. Приставы тут же присоединились к послу и усадили его в карете с правой стороны, чему посол был удивлен, так как по своему рангу старший пристав никогда не хотел ехать с ним и всегда сажал его в санях в середине. У них высшая почетная сторона — это первая с правой стороны. Стрельцы стояли в большем числе, чем прежде.
Когда посол пришел наверх, думая, что идет к царю, как думали и сами приставы, то оказалось, что его подвели к комнате совещания, где уже собрались дьяки. Перед первым залом по обычаю произнесли титулы Его Царского Величества для приема посла Голландско-Нидерландских Штатов. Затем подошел один дьяк, который проводил посла в комнату совещания. Там он снова произнес титул и сказал, что Его Царское Величество велел этим дьякам (он перечислил их имена и титулы) вести переговоры. После рукопожатия все сели: посол с одной стороны стола, три дьяка в высоком конце, Алмаз против посла, писцы и толмачи стали вокруг.
В переднем зале, где находились дворяне, сейчас было полно дьяков [секретарей приказа] и гостей в великолепных казенных одеждах и в высоких шапках. Они сидели и болтали, как у нас крестьяне в трактире; жесты такие же: один сидит на скамье, другой на ней лежит, а третий подбрасывает свою шапку. Друг друга называют блядиным сыном или сукиными детьми, наваливаются один на другого, сидя просто рядом на скамьях; их было около 40 человек. И беседы их не лучше: у меня спросили, когда начнется морской бой между нами и англичанами, граничит ли наша страна с Англией, воевали ли мы с ними на суше и т.д., и другие дурацкие вопросы.
Между тем на совещании с послом дьяк произнес титул посла и сказал, чтобы он теперь с царем прощался, что ответная грамота готова, но с обычным титулом, за исключением одного слова. Если раньше писали "От светлейшего...", так царь пишет и своим князьям и рабам, и это словечко "от" является знаком собственности, то теперь оно было опущено и написано: "Мы, светлейший... почетным регентам Голландии и Нидерландов"[214].
Посол, однако, отказался принять такую грамоту, дома это стоило бы ему головы, так как выходило за пределы полученной им инструкции. Посол сказал, что находится во власти царя, который может делать все, что хочет, но он считает странным отказ русских, потому что никто не делал из этого спорного вопроса, а что Штаты действительно "Высокие и Могущественные", он готов доказать тем, что лучше ему уехать без всякой грамоты. Они сказали: "Вы ищете немилости царя, и вы ее получите отказом. Никогда ничего подобного не случалось с нашим Великим Господином; знаете ли вы, где находитесь? И до сих пор, Ваше Превосходительство, никогда такого не требовали и даже против словечка "от" не возражали. Если приедете домой без грамоты, то это не будет вам к выгоде и не будет одобрено у нас. Может быть, царь и признает для ваших Штатов этот титул, когда его послы к нам приедут; ну какую же услугу вы нам оказываете? Разве мы не за деньги вывозили оружие из вашей страны? Разве мы прежде не дарили тысячи фунтов селитры вашим регентам?"[215]
212
213
Илья Данилович Милославскнй, отец Марии Ильиничны, жены царя Алексея, был не очень знатного рода. Хотя он и выступал главой посольства в Нидерланды в 1646 г. (Scheltema, 180 e.v.), царь обращался с ним, если верить Мейерберу (Mayerberg A. de. Voyage en Moscovie d'un ambassadeur, conseiller de la Chambre Imperiale envoye par e'Empereur Leopold au czar Alexis Mihalowics, Grand Due de Moscovie. Leiden, 1688. P. 296), весьма неуважительно. Мейербер описывает его как человека весьма жадного до денег. По-видимому, он был каким-то образом замешан в воровстве медных денег с Монетного двора в 1662 г. (См.: Amburger E. Die Familie Mareelis. Gissen, 1957. S. 125). За какой именно проступок на него была наложена епитимья положить 800 земных поклонов, нам неизвестно. С.Ф.Платонов (Платонов С.Ф. Москва и Запад в XVI и XVII в. Берлин, 1926. С. 113) пишет, что Милославский возлагал большие надежды на голландцев. Возможно, между описываемым Витсеном наказанием Милославского и немилостью к голландцам существовала какая-то связь.
214
Проблема здесь вот в чем. Русские представляют дело таким образом, как будто в вопросе о титулах они уже пошли на уступки тем, что письмо царя к Генеральным Штатам начинается не со слова "от", т.е. не "От Великого Государя, Великого Князя...", а прямо: "Мы, Великий Государь...". Дело в том, что слово "от" употреблялось в письмах царя к его "князьям и рабам" и, являясь "знаком собственности", выражало их подчиненность царю. Эта уступка русских была не более чем видимостью, потому что уже была сделана раньше, в 1647 г.
215
Русские ссылаются здесь на ту выгоду, которую получила голландская торговля от русских заказов, и на подарки, посланные регентам. Слова "тысячи фунтов селитры", приводимые в тексте, могут относиться к подарку в 92 бочонка селитры, общим весом 3000 пудов, предположительно подаренных Генеральным Штатам в 1629 г. См.: Кордт В. А. Очерк сношений Московского государства с Республикой Соединенных Нидерландов по 1631 г. // Сборник Императорского Исторического общества. СПб., 1902. Т 116. С. I—CCCXVII.