В субботу, после полудня, пришел Семен Федорович Толочанов, наш старший пристав, передать послу, что царь из особой милости разрешил ему взирать на его ясные очи в Вербное воскресенье; и он обещал заблаговременно уведомить и проводить его.
29 марта.
В Вербное воскресенье утром он, очевидно, несколько ошибся во времени, прибежал в большой спешке и хотел, чтобы мы сразу поехали с ним, а так как карета еще не была готова, рассердился и испугался, сказав, что если мы не поторопимся, то ему угрожает немилость царя. Мы поспешили к назначенному месту. Мы стояли у стены Кремля, близко от высокого полукруглого помоста, на который поднялся царь. Здесь же стояли две большие пушки, покрытые красным сукном; внизу — лавки и погреба. Царь ушел уже из дворца и находился в Иерусалимской церкви[221], где он присутствовал на богослужении в течение примерно получаса. В эти дни полагается, чтобы царь принимал причастие вместе с верующими. Он отправился в церковь с целой процессией, а затем с нею же к упомянутому помосту, где происходила церемония. Часть духовенства — митрополиты, епископы — шла впереди, часть — позади царя. Кресты, хоругви, иконы, книги и много церковной утвари несли впереди. Каждого митрополита вели два человека, так же и царя. Прямо перед ним шел митрополит из Газы, одетый роскошнее всех: на его голове была золотая митра, риза без рукавов из золотой и серебряной парчи расшита жемчужинами и бриллиантами. Позади шли самые знатные, все одеты в богатое платье, украшенное драгоценностями из жемчуга и бриллиантов. Вокруг шло много попов и монахов, все с пальмовыми ветками в руках; мне кажется, что это были ветки ивы с почками. Царь был в золотой короне, наверху которой — крест из бриллиантов. Вокруг шеи — воротник сплошь из драгоценных камней, полагаю, в 60 тысяч рублей; говорят, что его мантия из золотой парчи весит два пуда, т.е. 80 фунтов. В правой руке он держал скипетр, не менее ценный. Под звуки пения он поднялся на помост, покрытый коврами. В середине стоял аналой, на который положили Евангелие в переплете, отделанном золотом, и с золотой застежкой. Помост был тот самый, на котором стоял царь, отправляясь в Ригу [в 1656 г.]; он получил благословение патриарха, когда служил ему аналоем[222]. Здесь дежурили 5—6 самых важных священников, пока царь находился еще в Иерусалимской церкви; все время они крестили друг друга и целовались.
Все стали на свои места на помосте. Никто, кроме его преосвященства, царя и тех двух, которые поддерживали его под руки, не могли вступить на это священное место. У митрополитов на голове весьма занятные шапочки [митры]. Царь стоял прямо против главного митрополита, который занимал место [отсутствовавшего] патриарха; рядом с ним — греческий митрополит из Газы. Царь три раза перекрестился перед Евангелием и, как только поднялся, отдал свой скипетр и снял корону, которую положили на золотое блюдо; после благословения митрополит дал ему в руки иерусалимскую ветвь[223], затем такие же ветви были вручены сначала митрополиту из Газы, затем архимандритам, епископам и т.д., потом и знатным людям; они подходили к нему, целовали его руку и благословляли друг друга. Когда иерусалимские ветви были розданы, митрополит стал раздавать цветущие ветки вербы, вместо пальмовых; остальные ветки побросали народу. Каждый, кто имел какое-нибудь положение, получал их, также и солдаты, которые окружали царя. В это же время читали главу из Евангелия на эту тему. Я заметил, что царь несколько раз почесывал лицо и голову, что является привычкой многих русских; один человек около него, которому тоже дали ветку, держал в руке носовой платок. В разгаре представления царь позвал Алмаза, который, по их обычаю издали, получил приказ отправить Лукиана Тимофеевича [Голосова] к послу, чтобы от имени царя справиться о здоровье и обещать "корм" с царского стола. "Бог да сохранит здоровье Его Царского Величества, я здоров", — сказал посол и поклонился, а за ним и все мы. На миг царь поднял глаза на нас. Персы, которые стояли рядом с нами, тоже были пожалованы половиной такого же "корма", как и мы.
221
222
Патриарх, благословляя царя, стоящего перед ним в поклоне, кладет ему на голову Евангелие.
223