В память Святой Троицы дал мне три яйца и угостил нас роскошным обедом, сказав: "Будем веселы, ибо Христос воскрес". Спросил наши имена: когда я сказал свое, засмеялся: "Вы русский, потому что те очень любят святого Николая, теперь вы вписаны в моем сердце". Он радовался нашим посещениям, потому что никогда не мог или не смел общаться с подобающими ему людьми. Много говорил о добродетелях святого Николая, которым я должен был следовать: "Он покровитель моряков, а вы, голландцы, — моряки и должны его почитать"; очень удивился, увидев кресты на одном из наших рисунков голландской церкви, так как думал, что мы отвергаем всякую внешнюю память о Христе. Но мы его уверили, что мы хорошие христиане, в чем он, по его словам, не сомневался; просил передать большой привет послу и, если только его должность и русские, на чью невежливость он очень жаловался, разрешат, хотел бы сделать ему визит, и т.п. В этот же день я пошел к одной русской даме, поцеловал ее и подарил яйцо.
10 апреля.
Рано утром пришли приставы с обычным поручением; когда посол сказал, что намерен завтра идти в гости, они потребовали дать письменно имя этого купца, чтобы показать "наверху" и назначить пристава для сопровождения. Я же тайком и неузнанный отправился в тот же день "наверх" в простой одежде[235] и увидел, как самые лучшие царские мастера, каждый с лучшей своей работой, явились перед царем; преимущество имели иконы, затем серебряные изделия, изготовленные по древнегреческому обычаю, потом оружие: великолепные мушкеты, ружья, пистолеты, стволы, стрелы и луки, латы, головные уборы, ручные ружья, самострелы, ларцы и т.д.
На следующий день царь появился из собора, направляясь к своему дворцу: был день рождения царицы. Несли свечи и факелы, хоругви, кресты и иконы; вместе с царем шло высокое духовенство, все великолепно разодеты; снова рассылались большие хлебы. [См. 27.III.1665 г.]
В полдень посол со своей свитой отправился обедать в другой "двор"; пристав должен был сопровождать его. После тоста за царя русский хотел произнести тост за здоровье царевича, но удалось отговорить его, очевидно, его освободили от обязанности соблюдать этот порядок тостов; зато он не хотел пить теперь из той же большой чарки, из которой уже пил за здоровье царя. Это был последний день пьянки; в эту неделю остановилась вся торговля, каждый только веселился; теперь все должны снова очищаться [от грехов].
13 апреля.
В полдень, примерно в 1 час дня, по нашему счету времени, царица родила сына: сразу по всему городу зазвонили колокола, что продолжалось около двух часов. Каждый выражал большую радость, все бежали в Кремль, гонцы носились как бешеные по городу, чтобы всем князьям и боярам передать это известие и пригласить их "наверх"; каждого, кто первым приносит эту новость, хорошо вознаграждают. Из приказа пишут об этом во все города царской территории, как бы далеко они ни были расположены, и устраивают там праздник, и молятся Богу за здоровье маленького царевича.
Не прошло и часа после появления ребенка на свет, как князь Петр Семенович Прозоровский приехал от имени царя сказать, что царь дал ему имя Семен Алексеевич. Здесь обычай называть детей по имени святого того дня, когда родился ребенок, либо дня накануне или следующего после рождения, какое больше нравится. Крещение происходит позже: крестным отцом будет монах из соседнего монастыря; кто раз был крестным отцом одного из детей царя, будет им и у других его детей. Царю не позволено входить в комнату жены, ибо там "нечисто" до тех пор, пока митрополит ее снова не освятит. Ни один мужчина не должен находиться при родах; Илья [Милославский] и Алмаз [Иванов] охраняют дверь. За рекой Москвой живут целые улицы купцов и лавочников, которые доставляют Ее Царскому Величеству все необходимое в таких случаях; из жен этих купцов выбирают кормилицу. Князь сказал, что для нас большая милость, что нам так быстро сообщили о рождении ребенка; это действительно так и было; когда он, выпив за здоровье царя и за счастье новорожденного, уходил, ему подарили большой серебряный кубок, который он без возражения принял.
Я опять наблюдал, как царь вышел из церкви, где поблагодарил Бога за разрешение жены от бремени. Он шел с непокрытой головой и с лентой вокруг головы. Из своего дворца он направился к двум монастырям, вблизи ворот замка, чтобы там, отбив поклоны, воздать благодарение и, возможно, дать обет. Перед его приходом обкурили ладаном и благословили лестницы и площадь в монастыре, по которым он должен был пройти. Царь сидел на большом красивом сером коне, увешанном большими цепями из тяжелых золотых или позолоченных серебряных звеньев. Между звеньями кое-где висели прикованные к ним образы орла и святого Георгия. Седло было покрыто красным бархатом, расшитым драгоценными камнями, с шеи лошади свисала большая кисть, длиной 1/2 аршина, сплошь из жемчужин и золота. Собираясь сесть на лошадь, царь сперва перекрестился три раза, поднялся по лесенке и взял узду в правую руку. Когда он слез с лошади, седло покрыли попоной, твердой от драгоценностей. Теперь он был одет в красный кафтан, с ценным воротником, вышитым двумя рядами очень крупных круглых жемчужин; на углах воротника были драгоценные камни. На голове была шапка из соболя и бархата, тоже расшитая жемчугом и драгоценными камнями. На лошади он весьма ловко держался и хорошо правил. По всему городу звучали трубы и свирели.
235