В этот день пришли приставы и серьезно спросили посла, что означали его слова за последним столом: "Русские скоро увидят, что это за голландцы", это и царь нашел очень странным, а также и то, что посол проявил неблагодарность в ответ на большую милость и почет, оказанные нам: никогда ни одного посла так роскошно не угощали и никогда никто не оказывался столь неблагодарным и резким. Еще сказали, что царь предоставил бы Их Высокомогуществам требуемый титул, если бы посол выпил за здоровье царевича Алексея по его достоинству. Посол на все ответил очень вежливо: во-первых, он имел в виду, что мы надеемся победить наших соседей — англичан; во-вторых, по поводу чести, оказанной нам здесь, он знает, как обходились с ним и с другими послами, но ведь и он должным образом поблагодарил царя за прием; а за здоровье Алексея он не мог пить [до тоста за Их Высокомогущества], так как это было бы против его инструкции и несправедливо, а также потому, что русский посол в Голландии не хотел пить за здоровье Их Высокомогуществ до тоста за Алексея. Никто не может на него обижаться за то, что он отстаивал честь своих хозяев и следовал должному распорядку.
Затем посол просил палатки и кареты для предстоящей дороги. Пристав ответил, что палаток нет в городе, так как бояре с ними находились в поле. Зная, что это неправда, посол поймал его, сказав: "Так как я знаю, что палатки есть в казне у царя, то, может быть, он соблаговолит дать их нам напрокат или продать". Приставы обещали, что посол скоро получит ответ на свои запросы, но не на совещании с дьяками, а из Посольского приказа. Теперь посол понял, что кое-что было плохо переведено, и это причиняло вред обеим сторонам; так он им и ответил, и они обещали положительный ответ. Милость царя послу и его свите пришла сегодня утром; это были: для посла три тиммера соболей, оцененных ими в 100, 60 и 50 рублей и две пары соболей по 7 и 10 рублей; офицерам — каждому из 13 человек — по четыре пары соболей, оцененных по 5 рублей пара. Младшим офицерам — по паре соболей в 5 рублей. Так русские это оценили. Тот, кто привез все это, получил в дар бокал стоимостью 50—60 рублей, носильщики — деньги.
В этот вечер, когда вино отуманило мозги нашего младшего пристава, он всячески ругал своего товарища: что тот был очень невежлив, оговаривал нас "наверху" и все передавал в самом худшем свете, стараясь вызвать вражду между нами и русскими, и т.д. Теперь же он хотел во что бы то ни стало сам пойти тайком к царю или Алмазу и все по правде рассказать; в присутствии Семена он ничего не мог сказать. Меня он просил продолжать дружбу, писать ему письма, также и его собрату — латинскому дьяку. Он говорил, что теперь узнал, какие мы друзья; после этого он пал к моим ногам и целовал меня.
5 мая.
На следующий день утром посол поблагодарил пристава, точнее, через него царя, за дары ему самому и его свите. Но пусть они изволят знать, что ему хорошо известно, что других послов, да даже послов Их Высокомогуществ, в прежние времена одаривали гораздо щедрее. А они еще хвалят милость царя к нам! Посол просил передать это в Посольский приказ, и чтобы в будущем посол Его Царского Величества и у нас тоже не рассчитывал на большее, он не будет, как прежде, одарен ценными золотыми медалями, но говорит он это не из скупости и не потому, что желал бы получить больше: он теперь больше и не принял бы, а только предупреждает на будущее.
Приставы напомнили послу, что он теперь получил полный ответ на свою памятную записку и не надо ожидать более подробного ответа или опять подавать запрос. Начали говорить об отъезде: "Хорошо, — сказал посол, — так как вы думаете, что я не получу ответа, и медлите с передачей бумаг, то я сам перешлю их в приказ и узнаю, какова воля царя, который, Правда, отказал мне в совещании, но позволил обсудить дела в Посольском приказе. Если же он и тогда не захочет дать положительный ответ и воля его такова, чтобы я вернулся без результата, то я только прошу, чтобы он письменно подтвердил, что не хочет дать ответ и решать по справедливости". — "Мы здесь находимся, чтобы сказать, что дела Вашего Благородия закончены, — ответил пристав, — и пусть этого будет достаточно", и т.д., и с этим они ушли. Посол отправил бумаги в приказ, где они были приняты.