У него 20—25 человек дворцовых юнкеров. Они должны следить за тем, чтобы рабочие, большинство которых перекрещенные, усердно трудились.
В его монастыре всем запрещено пить водку из-за монахов, которые ее слишком любят и тогда плохо ведут службу. В каменных алтарях видны маленькие сточные отверстия, из них вытекает вода, когда священники, собираясь принять причастие, сперва умывают руки. Когда приходит время для еды, все рабочие кричат: "Христос воскрес" — Христос восстал. С этими словами они заканчивают работу. Недавно несколько митрополитов, как нам там рассказали, пытались отравить патриарха.
Было раннее утро, и мы уехали, после того как еще раз отдали поклоны патриарху у его крыльца и поели. Теперь был мясной день, но монахи никогда не едят мяса. Мы ели опять из серебряной посуды. Подали 10-12 блюд; с собственного стола патриарха нам прислали 6—7 блюд из рыбы и молочных продуктов, несомненно, хорошо приготовленных. Это было необычной милостью. Были рыба в сухарях, молоко с яйцами и мукой и т.д. Когда мы уезжали, он [патриарх] подарил нам хлеб, наверное, локтя полтора в диаметре. Мы получили подводы в дорогу, куда сложили наши вещи и питание. По пути мы посетили владельца стеклодувного завода Койета[275]. Вечером мы спали на том же месте, где ночевали по пути сюда. Утром 8 мая еще до рассвета мы попали вовремя в Москву, и никто не узнал, где я был.
9 мая.
В субботу[276], до полудня, приставы пришли и сказали, что памятная записка [посла] переведена, но нечего ждать на нее ответа; посол указал на очевидную несправедливость этого; пристав понял и обязался передать в приказ; поэтому посол еще надеялся на ответ.
После полудня я посетил нашего младшего пристава Ивана Ивановича[277]. Он меня по здешнему обычаю хорошо угостил, представил свою жену.
Князь Барятинский, с которым посол сперва договорился о продаже своих лошадей, теперь раза два проехал мимо нашего двора, чтобы похвастаться своей каретой с шестью лошадьми, разукрашенными перьями, попонами и т.п., а на некоторых из них были шляпы; он приказал открыть ворота [посольского двора] и, хитростью выманив нескольких наших людей, сказал им: "Почему вы не держите слова?" Это разозлило посла; он сразу послал за приставом и заявил ему, что, если поступок князя не будет исправлен, он сам отомстит и подобным же образом оскорбит. Пристав сразу захватил одного или двух стрельцов, которые открывали ворота.
10 мая.
В воскресенье я был у ротмистра Эггарти на свадьбе, скорее для того, чтобы ознакомиться с обычаями страны и великолепием этого дня у немцев, чем из-за удовольствия от обеда. Теперь пристав опять привез сообщение, что докладная записка, которую посол снова подал, хотя и была переведена, но ответа не будет, так как посол уже знал волю царя.
11 мая.
В понедельник посол отправил своего секретаря[278] в приказ к думному дьяку Алмазу с просьбой дать ответ на его записку и получил такой же ответ, а именно, что послу еще с Лукианом[279] послали решение бояр и дьяков, в которое внести изменения уже невозможно. Посол просил, чтобы ему письменно ответили, что не хотят дать резолюцию на его запрос.
Шведский комиссар [А. Эберс] во время выпивки сказал мне, что, когда его спросили о титуле Их Высокомогуществ в Штатах, он ответил, что этого не знает; почему так ответил, — не знаю.
В понедельник приставы заявили послу, чтобы он не рассчитывал на палатки и кареты, т.е. русские повозки, в пути он сможет достать крестьянских лошадей и телеги, и более ничего. На это посол ответил, чтобы и они в будущем не ждали от нас кораблей, и теперь он верит, что у царя нет требуемого.
Утром 11-го пристав сказал, что доложил царю о вызывающем поведении князя Барятинского у наших ворот, но князь заявил "наверху", что это произошло случайно, что ворота открывали, когда со двора выехало несколько повозок. На это посол сказал: "Если он меня не оскорбил, то я и не оскорблен". (Однако все это произошло!)
Теперь, в начале мая, почти все наши немцы отправляются в Марьину рощу развлекаться; особенно вчера, 10-го.
13 мая.
Царь приказал устроить смотр всем своим пехотинцам. Они прошли через площадь Кремля, мимо дворца, а царь смотрел на них из окна. Я же направился туда тайком и видел, что все они на внутренней площади дворца, воткнув в землю свои секиры и держа мушкеты в руках, три-четыре раза били челом перед царем, которого они не видели. Их начальные люди держали речи перед царем и поздравляли его с рождением сына, а им жаловали кафтан или шубу, каждому по заслугам и должности, стрельцов пожаловали каждого рублем; эти подарки обошлись вместе в 18 тысяч рублей.
275
Вероятно, это был Петер Койет (Peter Coyet). Стеклодувный завод находился в Духанине, в пяти вестах от Нового Иерусалима и в шестидесяти от Москвы (по данным, приводимым в ПКК, с. 165). Семейство Койетов было родом из Брабанта; от религиозных преследований они бежали в Швецию, а оттуда дед Петера Юлиус (Julius) переехал в Россию, поступив на службу в качестве мастера по литью пушек и колоколов во время правления царя Михаила. По-русски его стали звать Елисеем. В 1634 г. он получил от властей лицензию на строительство стеклодувного завода, но в том же году умер, не дожив до завершения строительства. Управлять заводом стал его старший сын Отто (Otto, по-русски Антон Елисеевич). После смерти Отто в 1660 г. место занял его сын Петер. Еще двое братьев Отто (т.е. дядюшек Петера) тоже остались в России, остальные уехали в Европу. Один из уехавших, Петрус Юлиус (Petrus Julius), стал послом на шведской службе (умер в 1667 г.), а младший, Фредерик (Frederik, умер в 1689 г.), служил в Ост-Индской компании и был губернатором Формозы (Formosa) до самой ее сдачи в 1661 г. Бальтазар Койет (Balthasar Coyet), дворянин при посольстве Кунрада ван Кленка и автор так часто цитируемого здесь описания этого посольства, был сыном Фредерика. Он родился в Батавии (Batavia) в 1652 г., в 1696—1697 гг. был президентом, а в 1697—1701 гг. губернатором Банды (Banda), затем, в 1701—1706 гг., губернатором Амбойны (Amboina). Умер в Батавии в 1725 г. Упоминаемому Витсеном Петеру он приходился, таким образом, двоюродным братом. В 1676 г. Бальтазар Койет посетил стеклодувный завод Петера Койета, и тогда же они вместе съездили в Новый Иерусалим. Не исключено, что и Витсена в его поездке в Новый Иерусалим и на стеклодувный завод тоже сопровождал один из Койетов. Фамилия одного из четверых дворян в составе посольства Борейля была Койет, однако мы не знаем, в каком родстве этот Койет состоял с кузенами Петером и Бальтазаром. Поскольку на с. 177 Витсен сообщает, что патриарха Никона они приветствовали втроем, а на с. 176 называет только одного своего спутника, Еремиаса ван Тройена, мы имеем право строить догадки относительно их третьего товарища, — а это вполне мог быть Койет. Однако А. М. Ловягин считает, что третий, кто "бил челом" перед Никоном, был секретарь Никона Дионисий Иванович из Риги, встретивший Никона в монастыре. О семье Койетов см., в частности: Amburger E. Die Familie Mareelis. Studien zur russischen Wirtschaftsgeschichte. Ciessen, 1957. S. 200; Luiscius A.G. Het algemeen historisch, geographisch en genealogisch woordenboek. 's-Gravenhage, 1726. P. 172.
276
В рукописи — 6 мая, в субботу. Однако 6 мая было в 1665 г. средой; вероятно, в рукописи ошибка. К тому же невозможно себе представить, что памятная записка посла, о которой говорится далее, отданная в приказ только 6 мая, была переведена в то же утро.
279