Работа дорожника казалась интересной и была почётной, но напряжённой и ответственной. Если у меня порвался бы конь и выпал бы ценный груз — восстанавливать или оплачивать стоимость пришлось бы нашей камере. А в носках иногда были не только айфоны, но и солидные пакеты с белым, неизвестным мне веществом. Листы учёта грузов в случае шмона нужно было хоть съесть, но ни в коем случае не допустить попадания их в руки администрации. Карался такой промах строго.
К происходившему вокруг я относился отстранённо, будто находясь в кинотеатре виртуальной реальности. Осознать и принять то, что всё это происходит со мной я не мог ещё долго. Поэтому продолжал играть свою актёрскую роль и вёл дневник, стараясь не упустить ни одной значимой детали. Естественно, всё увиденное шифровал ибо шмоны случались часто и неожиданно. Но если обыск предполагался какой-то проверяющей комиссией, нас предупреждали заранее и мы сдавали инспектору пакет со всеми запрещёнными предметами, вплоть до гвоздей. Через сутки нам всё возвращали. Вплоть до гвоздей.
Лояльность администрации московских изоляторов к теме АУЕ* объяснялась легко. Ежемесячно Азиз переводил на спецсчёт двенадцать тысяч рублей в месяц, по штуке за койку. Таких камер только в нашем коридоре было двадцать, а сколько их на всё СИЗО? Это была цена использования «запретов» днём и наличие «чёрного хода» ночью. Время от времени что-то запрещённое изымалось для отчётности или по разгильдяйству, но за деньги всегда можно было не только вернуть изъятое, но и затянуть новое. «Ноги» стоили пять тысяч, и за эти деньги можно было иметь в камере хоть телефон, хоть героин — после лефортовской жизни с запретом нахождения в камере даже ниток, происходящее в Медведково казалось мне безумием. Тем не менее АУЕ* делало своё дело. Ручейки взносов стекались в бурные милионные реки, одни из которых, по словам смотрящего, текли на спецсчета администрации, другие в тюремный и воровской общаки.
В каждой камере смотрящий ненавязчиво обозначал, сколько нужно платить «по возможности» и куда. Одни платили сто рублей, другие тысячу или десять, кто-то и вовсе не платил, но последних были единицы. Арестантско-уркаганское единство* стоит не на дружбе, а на дороге, общаке и игре. «Деньги — Товар — Дорога — Товар — Деньги». «В общак по возможности, каждому по потребностям». «Садишься играть — вату не катай, на воровское уделяй». «Мама, я сбил человека, срочно переведи деньги, иначе меня посадят». «Дорогая, скинь на эту симку тысячу рублей...». Каждую ночь в тюремных камерах многотысячных централов кипит работа по изъятию средств у пока ещё вольных и уже арестованных граждан.
Дорога должна двигать. Общак должен полниться, Игра должна играть, На мужиках стоит «чёрный ход». Без лоха и жизнь плоха. АУЕ*, братва! Платить должен каждый.
...продолжение следует
* Экстремистская организация, запрещенная в России
Путешествие в мир АYE - часть 3
17 августа 2020 Верховный Суд Российской Федерации принял решение о признании движения АYE экстремистским
...
Тюремное общежитие
Тюремный мир — это общежитие поневоле. Люди определённого социального положения, возраста и опыта вдруг очутились бок о бок с теми, с кем ещё недавно даже и не предполагали встретиться. Да ещё и против своего желания и, как правило, надолго.
Очень скоро непривычные соседи начинают раздражать. Этому способствуют и тесные метры бетонной жилплощади, и постоянно горящий свет, и храп толстых, нередко вонючих соседей, и ничем не отгороженный туалет, и отсутствие горячей воды, и перманентная тревога о семье и своём будущем.
Постепенно с ума сходят все. Никогда не знаешь, что выкинет в следующую минуту с виду спокойный сосед. В мире переполненных камер и пыточных автозаков люди нередко впадают в истерики и депрессии, но никогда не угадаешь с кем и когда подобное приключится. Однако и в сумасшедшем доме есть свои законы и правила, без них бы царил хаос и насилие. Где-то порядок навязывает администрация с Правилами внутреннего распорядка (ПВР), где-то — блаткомитет с идеологией АУЕ*. Люди, как правило, друг друга не грызут, хотя бывают исключения.
В нашей камере публика была разномастной. Объединяло всех одно — экономические преступления. В некоторых тюрьмах перед отправлением на этап осуждённых фасовали по схожести статей: разбойников к грабителям, мошенников к растратчикам, наркоманов к наркобарыгам, а политических - куда прикажут. Предполагалось, что так арестантам будет комфортнее, а администрации спокойнее.