Последнее письмо принца его отцу.
Ах, отец! Мюзар останется Мюзаром, а корнет-а-пистон мюзаровской музыкой. Да здравствуют женщины, переодетые грузчиками! Вы поняли бы мой восторг, если бы увидели галоп! Один поэт сказал: «Покойники быстро уходят», — но живые несутся еще быстрее. Ваше величество, карнавал — вот единственное, в чем человек одержал верх над животными, и невозможно оспаривать его права на это изобретение. Вот когда приобретаешь уверенность в тесной связи между миром людей и миром животных, ибо на карнавале в человеке обнаруживается столько звериных страстей, что нельзя сомневаться в нашем сродстве. Среди невероятной сумятицы, ради которой изысканнейшие столичные люди переодеваются в лохмотья и несутся в виде безобразных или причудливых фигур, я прямо перед собой увидал существо, называемое у людей львицей, и вспомнил старую басню про влюбленного льва, ее мне рассказывали в детстве, и я очень ее любил. Но сегодня эта история показалась мне смешной выдумкой. Перед львицей такой породы настоящий лев ни за что не зарычит.
4. О ТОМ, КАК ПРИНЦ ЛЕО ПРИЗНАЛ, ЧТО ОН НАПРАСНО БЕСПОКОИЛСЯ И ЧТО ЛУЧШЕ БЫ ЕМУ ОСТАВАТЬСЯ В АФРИКЕ
Ваше величество, как раз на мюзаровском балу его высочество имел наконец возможность лицом к лицу встретиться с парижским львом. Встреча совсем не соответствовала принципам театрального «узнавания»; вместо того чтобы броситься в объятия принца, как сделал бы настоящий лев, парижский лев, увидав, с кем он имеет дело, побледнел и едва не упал в обморок. Однако он пришел в себя и благополучно выпутался... «Применив силу?» — скажете вы. Нет, ваше величество, применив хитрость.
— Сударь, — сказал ему ваш сын, — я желаю знать, на каком основании вы пользуетесь моим именем?
— Сын пустыни, — дрожащим голосом ответило дитя Парижа, — имею честь обратить ваше внимание на то, что вы называетесь лев, а мы называем себя на английский манер лайон.
— В самом деле, — сказал я принцу, пытаясь уладить дело, — лайон — совсем не ваше имя.
— Кроме того, — продолжал парижанин, — разве мы так сильны, как вы? Если мы едим мясо, то ведь оно вареное, а ваш обед состоит из сырого мяса. Вы не носите колец.
— Подобные доказательства, — сказал его высочество, — меня не удовлетворяют.
— Но ведь мы спорим, — сказал парижский лев, — а в спорах выясняется вопрос. К примеру сказать, пользуетесь ли вы для своего туалета и для приведения в порядок вашей гривы пятью видами различных щеток? Сосчитайте: круглая щетка для ногтей, плоская для рук, горизонтальная для зубов, грубая для растирания кожи, двухсторонняя для волос! Разве у вас есть кривые ножницы для ногтей, плоские ножницы для усов? А семь флаконов различных духов? Разве вы платите определенную сумму человеку, которому поручен уход за вашими ногами? А знаете ли вы, что такое педикюр? Вы не носите штрипок и еще спрашиваете, почему нас называют львами? И я вам только что сказал: мы не львы, мы лайоны, и называемся так потому, что ездим верхом, пишем романы, утрируем моду, ходим особой поступью, и потому, что мы самые изысканные светские люди. Есть такой портной, которому вы должны?
— Нет, — ответил принц пустыни.
— Ну вот, что же общего между нами? Вы умеете править тильбюри?
— Нет.
— Итак, вы видите: то, что является нашей заслугой, вполне противоположно характерным для вас чертам. Умеете вы играть в вист? Знаете ли вы, что такое Жокей-клуб?
— Нет, — сказал принц.
— Ну вот, дорогой мой, вист и клуб — два стержня нашей жизни. Мы кротки, как ягнята, а вы отнюдь не отличаетесь кротостью.
— Вы станете также отрицать, что приказали запереть меня? — сказал принц, которого столь преувеличенная вежливость начинала выводить из терпения.
— Если бы я и хотел вас запереть, я не мог бы этого сделать, — ответил мнимый лев, отвешивая поклон почти до земли. — Я вовсе не правительство.
— А почему правительство приказало запереть принца? — вмешался я.
— У правительства иногда бывают свои основания, — ответило дитя Парижа, — но оно никогда не сообщает их.
Судите сами, как изумился принц, когда с ним говорили таким недостойным языком.
Его высочество был так поражен, что упал на все четыре лапы.
Этим воспользовался парижский лев, он поклонился, сделал пируэт и исчез.
Его высочество пришел к заключению, что ему больше нечего делать в Париже; что зверям нечего вмешиваться в людские дела; что надо предоставить людям безбоязненно играть своими крысами, львицами, тростями, позолоченными безделушками, колясками и перчатками; что его высочеству лучше было бы не покидать вашего величества и что теперь ему надлежит вернуться в пустыню.
Через несколько дней в марсельской газете «Семафор» можно было прочесть следующее:
«Вчера принц Лео проехал через наш город, направляясь в Тулон, где он должен сесть на корабль, отплывающий в Африку. Причиной этого поспешного отъезда, говорят, является смерть короля, его отца. Справедливую оценку львы обретают лишь после смерти».
Газета добавляет, что эта смерть повергла в уныние многих обитателей Львиного царства и привела в замешательство весь мир.
«Волнения достигают таких пределов, что можно опасаться всеобщей катастрофы. Многочисленные почитатели старого льва в отчаянии.
— Что будет с нами? — восклицают они.
Как утверждают, пес, служивший толмачом принцу Лео и оказавшийся при нем в момент получения роковых известий, дал ему совет, хорошо рисующий, до какой деморализации дошли парижские псы:
— Ваше высочество, если вам не удастся спасти все, то спасайте кассу!
Вот какой урок, — заканчивает газета, — единственный урок, будет вывезен принцем из прославленного Парижа! Не свобода, а шарлатанство распространяется по всему миру».
Вполне возможно, что весь этот рассказ — чистейшая выдумка: мы заглянули в Готский альманах[7] и не нашли в нем династии Лео.
Альманах «Сцены частной и общественной жизни животных», 1842 г.
7