Выбрать главу

Глава 4. Внутренняя свобода

— Интересно, — спросил я, — как сохранялись и передавались знания в глубокой древности, и что-нибудь сохраняется во время духовного упадка общества?

— У всех народов выглядит одинаково. Не бывает постоянного подъема или упадка, развитие духовности колеблется. Во время подъема появляются мифы, легенды, сказания. Они приняли в себя прежнее богатство и впитали новое, как например, сказки Пушкина, Андерсена.

— В детстве я читал только сказки, в дальнейшем я предпочитал рыцарские романы, но и сейчас не упускаю возможности, чтоб не прочесть сказку.

— Рыцарские романы? Это что-то новое.

— Извини, иногда забываю, что меня могут не понять. Есть много исторических романов про рыцарей, их доблести, честь, про любовь, отношение к женщине. Помнишь Тристана и Изольду? — Я вдруг заметил, как она внимательно смотрит расширенными глазами. Сказала:

— В литературе 19 века тоже есть рыцарские романы, хотя там нет рыцарей. Эти книги сформировали у меня многие понятия, о которых предпочитаю не говорить.

— Да, и я помню, что ничего из сказанного Александром Грином, например, я не обсуждал. До сих пор не знаю, может быть из боязни, что не прав? Сказки занимали у меня особое место, хотя я их читал просто, не рассуждая.

— Сказания и легенды возникли очень давно, так давно, что за прошедшее время исказилось слово. Язык отражает сознание общества. В России особенно видно, как изменился язык, поэтому, если вдумчиво читаешь сказку, приходишь к выводу, что здесь символика и что-то закодировано. Увы, никто на самом деле не занимался таинственным кодированием. Народ, развиваясь, не задумывался о духовном падении или о том, что потомкам нужно что-то сохранить. Последнее время появляются люди, которые заметили, что сознание народа несколько веков назад и современное — несопоставимы, и стараются построить некий мостик, чтоб понять предков. Напрасные потуги! Скатывающийся камень будет скатываться до ложбины, которую не сможет преодолеть. И хорошо, если он рассыплется. Тогда по частям его смогут поднять на более высокую гору.

Те, кто сейчас занимаются этими «мостиками», действуют из прекрасных побуждений, но не представляют, какой вред приносят многим. Они считают, что вот-вот, еще немного, и дадут ключ к «тайным знаниям», сделают народ счастливым. Сладостная иллюзия, избежать ее очень трудно. Это как понимание добра. Ты знаешь притчу, как в деревне погибали жители с голоду, а один умел ловить рыбу и не страдал?

— Да, знаю. Все пришли просить, чтоб он накормил их, и предлагали ценности. Но рыболов им предложил самим ловить рыбу и обучил их.

— Верно. Удивительно благородна и беспощадна миссия учителя. Благородна целью своей, а беспощадна, поскольку он сам себе судья.

— Почему судья беспощаден?

— Мудрый человек, возложивший на себя такую миссию, открывает в себе действие одного из космических законов — Совесть. И если все законы развиты в нем недостаточно гармонично, то этот закон, как правило, сжигает часть или всю духовную наработку. Часто это заканчивается гибелью. А те, которые пытаются раскрыть тайны предков, выдумывая коды, опасны, — находятся в сладком ощущении своей значимости.

— В чем же опасность?

— Каждый должен сознавать, что только великим трудом может добыть знания. Если око соблазняет тебя, вырви его. Значимо только то, чтобы подготовить человека к труду. Иными словами — «разжечь в нем огонь Прометея». Он первый показал путь через жертву. Это иллюзия, что компромиссы приводят к цели. Свои усилия нужно уметь сочетать с терпением и умением ждать. Кого ты предпочтешь: героя или мужественного человека?

— Конечно мужественного. Героем может быть и псих.

Она молчала. Во время разговора мы ели виноград. Здесь я дал ей последнюю виноградинку, но неудачно. Когда поднес к ее рту и надавил, чтобы брызнул сок, ягода лопнула и кусочек упал. Я слизнул его языком и слизнул линию от сока. Посмотрел ей в лицо. Она улыбалась и облизывала сок с губ. Поднос мешал нам. Она встала и отнесла поднос на столик. Меня опять удивило, с какой свободой она передвигается и как великолепно развиты мышцы. Она быстро оглянулась, и я не успел отвести глаза. Она стала смеяться. Я недоуменно смотрел.

— Неплохо было бы зеркало, — смеясь, сказала она, — сейчас в тебе выглянул Иванушка-дурачок.

— Я только сейчас понял художников, рисовавших так много женские тела. Здесь не символика, все гораздо проще — эротика переплетается с чувством свободы.