— Но зачем, куда? Сегодня?
— Мы едем в наше имение под Курском уже через пару часов, с собой только самое необходимое, ты поняла только, впрочем, я пришлю к тебе Машу, ты все равно не соберешься сама. У тебя 2 часа, Елизавета, об остальном поговорим позже. Да, у меня нет ни минуты, я прошу, проводи нашего гостя в буфетную и распорядись насчет завтрака. Молодой человек с ночного дежурства и несколько часов в седле. Ты все поняла?
— Да матушка, я поняла — Лиза сделала легкий книксен матери, княгиня поспешно вышла, молодые люди остались одни. Никита не мог поверить своему счастью, несколько минут с ней, наедине, а потом будь что будет.
— Пойдемте, сударь, я Вас отведу.
Они вышли в освещенный лампами коридор, здесь уже давно было проведено электричество, Елизавета обернулась и застыла от удивления и радости, отразившихся на ее личике. Все та же детская непосредственность, так покорившая Никиту, опять взяла свое.
— Никита Александрович!? Ведь это Вы, как же я Вас не узнала. Бог мой, я же говорила, мы обязательно встретимся. — От волнения и нескрываемой радости на ее щеках зарделся румянец, огромные глаза засияли игривой синевой. А у молодого человека наоборот кровь отхлынула к сердцу, а ноги отказывались двигаться. Помнит, не забыла, даже его имя и как обрадовалась ему. Господи, какое же это счастье…
— Ну что же Вы, или Вы не можете вспомнить, ну же я помогу: Александровский дворец, торжественный ужин…
— 11 августа 1916 г., 16 часов и 24 минуты по полудню.
— Какой Вы смешной, Никита, Вы все так до минут помните?
— Нет, только то, что связано с Вами…
Его недвусмысленный ответ смутил девушку. Ее смущение помогло Никите опомниться и взять себя в руки.
— Простите, просто наши встречи были такими необычными, выходящими за рамки светской жизни, что невольно запомнилась мне во всех подробностях.
— Ну, пойдемте же, не в коридоре же разговаривать. — Девушка вдруг решительно взяла его за руку, идемте и никаких громких титулов, договорились? Никита был согласен на что угодно, только быть рядом, слышать ее голос, ощущать ее дыхание.
В буфетной в такой час было безлюдно. Слуги уже позавтракали, а до обеда было еще далеко. Никите накрыли стол, и служанка молча удалилась, молодые люди вновь остались вдвоем.
Елизавета была смущена тем, что матушка распорядилась накрыть молодому офицеру здесь, а не в малой столовой, как обычно для членов семьи и близкого круга гостей.
Ей казалось это таким неловким. Но Добровольский не замечал ничего, главное, что рядом была ОНА.
— Кушайте, Никита, не стесняйтесь, можно я буду называть Вас просто по имени, так гораздо приятнее, — голосок княжны нежно дрожал от волнения.
— Конечно, Елизавета Николаевна, как Вам будет угодно.
— Но тогда и Вы тоже должны обращаться ко мне также, попробуем?
— Вам налить кофе, Никита? — и прежде чем он успел отказаться, ее тонкие ручки ловко подхватили кофейник, и перед молодым человеком появилась фарфоровая чашечка с дымящимся кофе.
— Не нужно, я сам, Елизавета Никол…
— Я сейчас же обижусь и уйду…
— Хорошо. Елизавета, благодарю, но Вы и так потратили на меня столько времени, матушка говорила Вам нужно собираться.
— Успеется, мне так интересно с Вами, Никита, так хорошо. Я очень часто вспоминала Вас, не верите? Правда!
Никита чуть не поперхнулся от ее слов, вспоминала, Лизонька, если бы ты только знала, что значат для меня эти слова…
— Ну что с Вами, опять, Никита, Вы так смотрите на меня, словно боитесь, что ли? Или со мной что-то не так? Да, я понимаю, тогда во дворце я была гораздо красивее, и в домашних платьях не принимают гостей, но я….
— Елизавета, не говорите так, Вы Вы самая прекрасная девушка на свете, я готов целую вечность просто смотреть на вас.
Юная княжна опять смутилась, она понимала, что нравиться ему, и это легкое кокетство было не случайным, и он нравился ей. Но как вести себя, совсем неопытная в любовных вопросах девушка вновь растерялась, отвела взгляд.
— Простите, сударыня, прошу. Я говорю сегодня совсем не то, но… — «Никита, остановись, прекрати, ты только все испортишь, нужно взять себя в руки» — но просто, я больше не надеялся на встречу с Вами, это невероятно, просто нереально, мы здесь, на Вашей кухне вдвоем, пьем кофе и разговариваем, это… этого просто не может быть.
— Все может быть, нужно просто верить. Вот я знала, что увижу Вас вновь. Что с Вами случилось за это время, расскажите, Никита, я прошу — в ее бездонных глазах вновь заплясали искорки, лукавые и словно оценивающие, — да и кстати Вы прочли мой любимый роман?
— В первые же несколько дней, и за время нашей долгой разлуки, мне казалось, что эта книга как невидимая ниточка связывает нас. Что же касается моей жизни, то в ней не было ничего достойного Вашего внимания, служба, дежурства, караул, построения, возможно, скоро уедем на фронт. Часть полка уже отправлена воевать…Впрочем все это совершенно не должно волновать Вас.
— Наоборот меня это волнует, я не хочу, чтобы Вы стреляли в других людей, я вообще не понимаю, зачем нужна эта бесконечная война и почему мой Андрэ там.
— Ваш жених должно быть? — Никита постарался спросить как можно безразличнее, хотя сердце сжалось от боли.
— Андрэ, жених? — и княжна озорно рассмеялась — Какие глупости, мой брат, он в ставке Северного фронта, адъютант генерала Алексеева. А почему Вы решили, что жених? — она смотрела так открыто, непосредственно и чуть лукаво, совсем как ребенок, что настала очередь Никиты стушеваться.
— Не знаю, первое, что пришло в голову, Вы юная девушка на выданье, о чем еще можно подумать?
— У меня нет и не будет женихов, пока я сама того не захочу, вот так! — на несколько секунд в воздухе повисла тишина. Елизавете надо было перевести дух, так же как и в парке, во время их второй встречи, он видел ее заранее, она же была застигнута врасплох, так и сейчас он готовился к встрече, она нет, только мечтала вновь увидеть высокого статного поручика. Как вести себя с ним, а как он смотрит, сколько нежности в этом пронизывающем сером взгляде.
— Никита, я сейчас вернусь, пождите пару минут.
Елизавета сбежала в свою комнату, поискав что-то в ящиках комода, она удовлетворенно кивнула, бросила быстрый взгляд в зеркало. Глаза сверкали в утренних сумерках, щеки пылали. «О, как же трудно успокоиться и держать себя в руках, что говорить тебе, Никита, мне кажется, ты читаешь меня как открытую книгу», — она глубоко вздохнула несколько раз и незаметно для прислуги вернулась на кухню. Нежно улыбаясь, подойдя к Никите, она попросила.
— Дайте мне руку, раскройте ладонь и закройте глаза. — Никита послушно выполнил указания.
— Открывайте.
На ладони молодого человека лежал маленький серебряный медальон с цепочкой, крышечка была открыта. Оттуда с крохотного портрета на него смотрела Елизавета. Ее изображение было сделано так детально и четко, что казалось, она вот-вот улыбнется и заговорит с ним. Рука Никиты дрогнула от немого восторга и трепета.
— Нет, я не могу этого принять, я не достоин.
— Перестаньте, Никита, я прошу Вас. Сейчас не то время, идет война, все так страшно, и чтобы вы не забыли меня до следующей встречи, примите мой медальон. Никита, я очень одинока здесь, Андрэ нет вот уже больше года, матушка не выпускает меня из дома, и мне даже не с кем поговорить, единственными друзьями остаются книги. Я живу в мире романов Дюма и Гюго. Только Маша приносит свежие новости с городских улиц, все белее и более страшные… а Вы, Вы очень мне нравитесь, я… я не знаю как это сказать, но я верю Вам. Вы… Вы будете моим рыцарем, Никита?
— Если бы Вы знали, Елизавета Николаевна, как много для меня значат Ваши слова, и как я благодарен Вам за этот подарок, ценнее у меня в жизни ничего не было.
— Ну вот и прекрасно, будете вспоминать обо мне, носите на груди, у сердца.