За ночь буря утихла, и к утру мы добрались до Магионских[63] юрт, находящихся при устье Магиона — небольшой реки, впадающей в Обь с правой стороны. Миновав их, я уселся на палубе и занялся рекой и дикими ее окрестностями. Но ни то, ни другое не представляло ничего нового, ничего необыкновенного. Все рукава и заливы реки были одинаково быстры, одинаково дики и пустынны. Всюду те же низкие, глинистые, обрывистые берега, поросшие вечным ракитником, и за ними луга, болота и глинисто-песчаные равнины. Для европейца Обь — пустынная и страшно однообразная река, наводящая тоску и грусть, но спросите о ней обжившегося здесь русского, и он скажет вам коротко, но многозначительно: «Обь — мать наша». Обратитесь с этим вопросом к седому остяку, который сидит у руля и, без сомнения, чтит еще веру и обычаи отцов своих, если он искренен, он непременно ответит вам почти так: «Обь — бог, которого мы чтим больше всех богов наших, к которому воссылаем самые теплые молитвы, которому приносим самые богатые жертвы». Для туземцев Обь — действительно подательница всех благ, и без нее, конечно, ни одно человеческое существо не поселилось бы в этой бедной стране. Итак, примиримся же и мы с Обью и утешим себя приятной надеждой, что близко, может быть, время, когда берега ее представят другие, более отрадные картины.
Подобные размышления занимали мою голову, когда громкий собачий лай возвестил о прибытии нашем к Лехлисовским юртам. Я вышел на берег и обошел все юрты, но не встретил ни одного живого существа, кроме нескольких привязанных собак. Остяки, верно, увидали меня еще издали и от страха скрылись в лес. Мы отправились далее к остяцкой деревне Ермаковой, проплыли в тот же день мимо Вонтпугольских и Вартуйских[64] юрт и ночью добрались до устья Ваха, который уже потому обращает на себя внимание путешественника, что он один из самых больших притоков Оби. Начинаясь далеко, в Енисейской губернии, он протекает, беспрестанно извиваясь, по крайней мере, 700 верст, а, по словам туземцев, около 100 верст, и на этом длинном пути принимает в себя множество притоков, из коих главнейшие Куль-Йоган, Сабун, Лавазин-Йоган и Калех-Йоган. Все эти притоки, за исключением только Лавазин-Йогана, впадают в него с правой стороны. Большая часть речной области Ваха пустынна, болотиста и безлюдна, берега низки и потому заливаются[65]. Нижнее течение его везде судоходно: суда с мукой, подымающие до 200 пудов груза, проходят по нем каждую весну до устья Сабун-Йогана, где в селе Ларьятском[66] устроены казенные магазины[67]. Меньшие суда ходят беспрепятственно до впадения Куль-Йогана, но верховья проездны только для небольших остяцких лодок, что, весьма вероятно, и заставило издавна уже бросить сообщение между Обью и Енисеем через Вах и Елогуй. Касательно населения речной области Ваха я узнал, наверное, только то, что в пределах Тобольской губернии оно состоит из остяков. По Куль-Йогану, вероятно, начинается уже самоедское население, но распространяется ли оно до верховьев Ваха, мне неизвестно еще. Вахские остяки[68] Тобольской губернии сходны по языку, обычаям и образу жизни с обскими выше Сургута. Они живут в юртах, построенных из бревен, бересты и торфа; промышляют звероловством и рыбной ловлей, не имеют ни лошадей, ни коров, но имеют зато небольшие стада оленей. Летом они живут близ самого Ваха, зимой же — в некотором отдалении от него.
От устья Ваха берега Оби постоянно пустынны и необитаемы. Кое-где попадались нам только летние остяцкие юрты, по большей части из древесной коры, а иногда и из необтесанных бревен. Но и в бревенчатых юртах не было ни полов, ни окон, ни печей, ни даже самых обыкновенных домашних принадлежностей; в середине находился очаг, точно так же, как и в берестяных, да и вообще все устройство их почти ничем не отличалось от сих последних. В каждом месте стояло не более трех — шести юрт. При необходимости, вследствие возрастающего населения, увеличить число их каждое из таких поселений тотчас же разделяется, чтоб иметь больше места для звероловства и рыбной ловли, составляющих единственные промыслы сургутских остяков. Из юрт, виденных нами затем, как мы миновали устье Ваха, заслуживают внимание Вахпугольские, Калымские, разбросанные в четырех местах. Калтагорские (от самоед, слова kolda[69] — Обь) и Мыгаленгские. В некоторых из них я заметил, что в воскресный день остяки умываются, расчесывают свои черные волосы и наряжаются в праздничные одежды. Обыкновенная верхняя одежда их, как у мужчин, так и у женщин, нечто вроде полукафтанья или пальто, похожего на финское мекко, только покороче сего последнего. Будничное полукафтанье это из грубой шерстяной ткани; праздничное — из сукна или из какой-нибудь другой, более тонкой материи, по большей части синего или зеленого цвета; воротник и отвороты непременно другого цвета и, сверх того, некоторые для большей красы окаймляют его еще красным сукном или мехом. Оно всегда, по крайней мере в будни, стягивается широким кожаным поясом, за которым заткнут нож с черенком, обложенным оловом. Мужчины носят высокие остроконечные шапки с широкими, свешивающимися на уши лопастями.
63
Правильно: Мегионские юрты. Полное хантыйское название — Мехе-Унг-Пухыл — «Поселение в устье излучины».
65
Правый берег Ваха, как почти всех рек сибирских, выше и бесплоднее левого. На левом берегу есть только одна возвышенность, называемая
67
В этом селе есть старинная церковь и недавно заведенное детское училище. Народонаселение Ларьятского, кроме коронных и церковных служителей, состоит только из немногих русских поселенцев.
68
Вахские остяки (то есть ваховские ханты) являются этнотерриториальной группой ханты, обитающей в бассейне р. Вах. По своему происхождению они являются одной из самых «молодых» групп, поскольку переселение их на Вах началось, самое раннее, в конце XVII века. Их предшественниками на данной территории являлись селькупы.
69
Это обыкновенное название у томских самоедов, так же. как и Kuai (собственно Kuai, откуда Knalda. Kolda). т.е. дух. душа.