Женский головной убор состоит из длинного, спускающегося до пяток платка, оставляющего шею большей частью обнаженной; иногда они, однако ж, обертывают ее особенным боа из беличьих хвостиков. Перчатки шьются из разноцветных оленьих шкурок или суконных полосок. Щеголихи убираются множеством ожерельев и разного шитья бусами на воротнике, обшлагах, перчатках, башмаках и поясе; к сему последнему, к длинным фальшивым косам и головному платку они прицепляют еще железные, жестяные и медные бляшки, вероятно, для того, чтобы звоном и бренчанием их обратить на себя внимание молодых парней, т.е. покупщиков. В праздничных одеждах остяки, казалось, были веселее и чистосердечнее обыкновенного. Их гостеприимство и радушие превосходили всякое ожидание. Они выбегали на берег прежде, чем пристанем, притаскивали к нему наше судно, настилали деревья в топких местах или переносили нас через таковые на руках. Из опасения не угодить в юртах нам ничего не предлагали, но при отъезде обременяли всевозможными остяцкими лакомствами: свежей и сушеной рыбой, ягодами, пирогами из ягод и т.п. И мы принимали все эти дары, как ни были они излишни, не желая обидеть отказом простодушных и гостеприимных хозяев, потому что умоляющие взгляды и жесты их показывали ясно, что они делали это отнюдь не из расчета или какой-либо корысти.
Вскоре по отъезде из Мыгаленгских юрт стемнело, полил дождь, поднялась буря. Гребцы напрягали последние силы, чтобы добраться до ближайшей юрты, но буря преодолела, пришлось пристать к пустынному берегу. С рассветом буря утихла, мы отправились дальше и вскоре прибыли к Киселовским юртам, миновали Ларингские и Кичемгинские и в тот же день добрались до деревни Нижний Лумпокольск, не встретив в продолжение четырех суток ни одного русского, ни одного порядочного жилища. Но и Нижний Лумпокольск — жалкая, маленькая деревушка, состоящая из полуразвалившейся церкви, трех ветхих русских изб и трех остяцких юрт, построенных на русский лад. Податные обыватели ее — четыре остяка и трое русских. И тут, как во многих других местах, я заметил, что остяки, хотя и обрусели во всех отношениях, ставили, однако ж, юрты свои в некотором отдалении от русских изб, имели даже свое особенное кладбище. Остяцкое кладбище находится в прекрасной роще, русское — на пустынном берегу, где весеннее половодье каждый год размывает могилы и разносит кости покойников. Прежде в Нижнем Лумпокольске был и священник, но теперь в здешней церкви бывают только одни вороны; жители же, по собственным словам их, ездят молиться Богу в Верхний Лумпокольск. Хозяйство, разумеется, в величайшем упадке, что приписывается тому, что в последнее время и рыбная ловля, и звероловство были весьма плохи. Скотоводством и не хотят, и не могут заниматься, отчасти из боязни опустошительных падежей, отчасти от того, что для большого стада трудно запастись здесь кормом на десять месяцев[70]. Жалобы на это вы услышите по всей Оби, и они не прекратятся до тех пор, пока возделывание страны не распространится далее внутрь, пока не вырубят лесов и не осушат болот, заражающих воздух вредными испарениями.
От Нижнего до Верхнего Лумпокольска считается около 70 верст. Мы плыли их с лишком день и на этом протяжении встретили несколько летних юрт, а именно: Панковские, Тобалкинские, Васпугольские, Нахрадинские и Магионские, зимних — же ни одной. Зимняя юрта — оседлое жилище, настоящая родина остяка, и как ни бедна и ни плоха она, ему не хочется подвергать ее ярости весенних разливов, и потому он ставит ее на возвышенных, не заливаемых местах, в большем или меньшем отдалении от главной реки. Но так как рыбная ловля и в зимнее время года составляет важный источник пропитания, то он избирает эти места большей частью все-таки при небольших притоках или рукавах Оби, нередко в глухом, живописном лесу. Весьма основательная боязнь наводнений во многих местах отдалила от Оби даже и русских. Так, Об до рек находится на реке Полуе, Березов — на Сосве, Сургут — на ручье Бардабовке[71] и т.д. Нижний Лумпокольск расположен на высоком берегу самой Оби, а Верхний — на небольшом рукаве ее; но так как этот рукав осенью пересыхает, то мы и должны были держаться главного течения, а потому в Верхний Лумпокольск и не попали. В нем, сказывали, есть церковь, четыре русские избы, но ни одной юрты; кроме того, устроена недавно, как на Вахе, Югане и во многих других местах, школа для обучения остяцких детей. Кстати расскажу здесь, что со мною случилось по поводу именно этой школы, когда мы пристали к Магионским юртам. Я только что заснул в своей каюте, как вдруг меня разбудили какие-то громкие бессвязные крики. Я тотчас же послал толмача своего узнать, что была за причина такой странной серенады. Не успел он еще воротиться, как судно наполнилось шумящими остяками, дверь каюты растворилась, и кто-то ломаным русским языком объявил мне, что остяки из ближайших юрт явились на судно с тем, чтобы просить у меня защиты против каких-то притеснений. Затем все они заговорили вдруг, перебивали друг друга, один говорил по-остяцки, другой ломаным русским, но ни один не мог объяснить. в чем было дело. Наконец с помощью толмача я узнал, что остяки пришли ко мне жаловаться на своего священника и духовного пастыря, который всем прихожанам велел отдать ему детей для надлежащего обучения и воспитания, что они никак на это не соглашались и что, несмотря на это, он все-таки взял в школу двух мальчиков из Магионской волости. Я стал было объяснять им, что это делается для их же пользы, но они не хотели слушать, повторяли только, что и отцы их, и они сами верно служили царю, не умея ни читать, ни писать. Предполагая, что, кроме любви к старине, может, есть и другая какая-нибудь более важная причина такого страшного ожесточения добродушных остяков против школ, я поручил моему толмачу расспросить их хорошенько, и вот что узнал я: 1) они боялись, что человек, выучившийся читать и писать, не останется при прежнем диком образе жизни отцов своих, и, следовательно, школа лишит родителей опор их старости; 2) им издавна известно, что остяки, получившие «русское» воспитание, делаются не друзьями, а врагами своих соплеменников и зачастую ведут жизнь распутную. Что это почти так — весьма понятно, но не так-то легко устранимо. Я с своей стороны думаю, что много выиграли бы уже и тем, если б священники и школьные учителя старались внушать ученикам своим уважение к их соплеменникам и не осуждали, не позорили, как это обыкновенно делается, всякую национальную особенность названием «чертовщины» — припев, который и без них бедные туземцы слишком часто слышат от простого русского народа.
70
Весенние разливы затопляют все пастбища, и часто приходится кормить скот прошлогодним сеном до самого июля.