Прецедента не было. Его требовалось создать.
Помог известный географ и один из первых в стране знатоков пустыни — Владимир Николаевич Кунин. Он связался со Всесоюзным научно-исследовательским институтом гидрогеологии и инженерной геологии и нашел специалистов, готовых взяться за разработку новой методики.
А дни шли. Скептики, как всегда, многозначительно улыбались и произносили сакраментальную фразу: «А что мы говорили?» Но слова эти напоминали теперь ленивое брюзжание старушек у калитки. У Нади было то состояние, когда, чем больше работы, тем радостнее, чем непроходимей тупики, тем страстней желание пробить их.
— А что, если попробовать откачивать одновременно и пресную и соленую?..
Никто не обратил внимания, кем первым была произнесена эта фраза. Но способ параллельной откачки уже родился и тотчас стал обрастать цифрами. В песках были заложены кусты скважин, одна из которых качала пресную воду, другая — соленую, а третья позволяла следить за изменениями уровней. И в Москве, в институте, тоже были заложены скважины. На моделях. Научные сотрудники В. Д. Бабушкин и И. В. Глазунов внимательно следили за тем, как ведут себя недра их «лабораторной пустыни», сравнивали свои наблюдения с теми, что присылала им Шевченко, обсчитывали данные на электронных машинах и сами мчались в Каракумы, чтобы лично видеть, как все происходит на натуре, и снова сравнивали, измеряли, выводили и уточняли формулы.
А ведь как легко было ошибиться! Особенно трудно давались пробы, которые приходилось брать с разных глубин. Стаканом пробу не достанешь: взбаламутишь воду, не получишь даже приблизительных данных. Использовали геофизические приборы, позволявшие точно определять солевой состав и температуру воды. Но приборы в скважинах быстро окислялись. Для контроля требовался дубляж на поверхности. А для этого нужна была вода с постоянной температурой — двадцать градусов. А как ее удержать, когда над песками даже в тени сорокаградусная жара?..
Наконец была выведена закономерность: если из одного и того же места на каждые десять литров пресной воды откачивать три-четыре литра соленой, создается устойчивая система и смешения вод в недрах не происходит.
— Это была тысяча и одна ночь, — устало сказала Надя корреспондентам, подступившим со своими вопросами, после того как работы были закончены.
— Месторождение найдено не буровым стаканом, а мыслью, — по-своему поддержал ее В. Н. Кунин.
Она думала, что поставила наконец желанную точку. Сколько раз уже было за время работы на Ясхане, когда казалось: дальше все как по маслу. Она знала: многие геологи вполне удовлетворяются половиной пути, открыли месторождение — и ладно. А Наде не терпелось увидеть вкусную ясханскую воду в поселках нефтяников, разбросанных по пустыне. И вместе с другими туркменскими специалистами она снова поехала в Москву, чтобы отстаивать проект строительства водопровода Ясхан — Небит-Даг. И снова встретила много сторонников и много противников:
— А так ли уж хороша ясханская вода?
— А может, она вредная?
Приходилось бегать по лабораториям, собирать анализы.
Особенно нападала сердитая представительница Министерства финансов:
— Такое дорогое сооружение для воды?!.
Надя понимала: человеку, привыкшему к круглосуточно работающему водопроводу, трудно себе представить, какое бедствие — безводье. Не только нефть, даже золото и алмазы становятся без воды недоступными, как лунные камни. Казалось бы, достаточно об этом авторитетных высказываний. Еще академик А. П. Карпинский говорил, что вода — самое драгоценное ископаемое, что она не просто минеральное сырье, не только средство для развития промышленности и сельского хозяйства, а действенный проводник культуры, «живая кровь, которая создает жизнь там, где ее не было». Казалось бы, все ясно. Но оппоненты ставили все новые вопросы, и приходилось терпеливо объяснять, доказывать цифрами, фактами, сравнениями. Было это для Нади, как очередной урок великой школы, имя которой — ЖИЗНЬ…
Через поселок шла уже немолодая женщина с глубокой сединой в черных волосах, и люди останавливались, кланялись ей.
— Салам-алейкум!
— Алейкум-салам!
Ее узнавали, торопились навстречу с радостной улыбкой. И она тоже улыбалась в ответ, силясь вспомнить в пожилом туркмене молодого батыра, которого она должна была знать в ту ясханскую лору. Тогда не было здесь ни дорог, ни линий высоковольтки, ни этого большого поселка с магазинами и школами.
Только озеро, казалось, нисколько не изменилось за эти годы, все так же стелило под ноги белую дорожку легкого пенного прибоя. Надежда Григорьевна Шевченко, кандидат геологоминералогических наук, заведующая сектором региональной гидрологии и оценки ресурсов республиканского института геологии — так ее теперь величали, словно в сказке, искупалась в двух водах — соленой и пресной, по косой тропке перевалила через высокий бархан, вышла на дорогу, где ее ждала машина, и поехала дальше в пески, откуда ползла запыленная труба водопровода.
Когда-то геологи говорили ей, что она счастливая: не только открыла месторождение, не только нашла способ его эксплуатации, но и, так сказать, внедрила свое открытие в производство. Бывало, завидовали и зарубежные ученые. Французский гидрогеолог профессор Шеллер, много лет проработавший в Сахаре, так прямо и сказал, что мечтает хоть раз в жизни довести до конца такую большую работу.
Это, должно быть, тоже от характера — упрямо доводить до конца начатое дело. Все говорят: хорошо, когда такой непримиримый характер. А ей с ним трудно. Потому что дело, как дорога, которую сама себе выбираешь, никогда не кончается.
Счастливый был день, когда ясханская вода пришла по трубопроводу в Небит-Даг. Эта радость людей так и ехала с Надеждой Григорьевной в Ашхабад. Проводник поезда и пассажиры угощали ее чаем, не видя в ней должного почтения к этому факту.
— Вы посмотрите, какой янтарный чай! Такого и в Москве нет.
— А я не из Москвы, — смеялась Надежда Григорьевна.
— В Ашхабаде тем более. Чай — лучший определитель качества воды.
— Я не из Ашхабада.
На нее смотрели с недоверием: откуда еще может приехать такая интеллигентная и красивая женщина, как не из столицы? И рассказывали безбожно запутанную от многих пересказов историю, как некая женщина, не ведая ни сна, ни отдыха, много лет ходила по пескам, искала воду среди барханов, как люди смеялись над ней, считая чуть ли не сумасшедшей, как она посрамила маловеров, найдя целое море…
Она смеялась, но слушала, не перебивая, удивляясь, как быстро, от незнания ли, от извечной ли человеческой любви к необычному, эта история обрастала чуть ли не сказочными подробностями. Так, наверное, и рождаются легенды: факт, как маленькая дорогая картина, со временем затмевается величиной и роскошью рамы.
Но прошли торжества, люди быстро привыкли к вкусной воде, и Надежде Григорьевне все реже приходилось слышать восторженные рассказы о гидрогеологах пустыни. Зато все больше уверялась она, что для нее ясханская эпопея далеко не окончена. Подземное море было найдено и разведано. Но его требовалось еще и охранять.
И настали для нее новые тревоги. На правах первооткрывательницы она должна была осуществлять «авторский контроль», ездить по пустыне, проверять, как эксплуатируется месторождение. Всякое бывало. Обнаруживала осевшие, а то и вовсе провалившиеся качалки. Это означало, что вместе с водой отсасывался песок и в глубинах образовывались пустоты. Но самым страшным было, когда эксплуатационники, успокоенные надежным дебитом скважин, вдруг загорались рационализаторским рвением: зачем качать соленую воду, когда ее все равно приходится сбрасывать? Если людям, обуреваемым идеями такой экономии, дать похозяйничать хотя бы полгода, подземное пресное море погибнет. А Надежда Григорьевна хотела, чтобы ясханский родник, дающий сотни литров в секунду, не иссякал многие десятилетия, чтобы он радовал людей даже в ту отдаленную пору, когда встанут по берегам Каспия атомные опреснители и новые реки потекут в пустыню от моря. Потому что ни один опреснитель не может сделать воду такой вкусной, как уникальные недра Ясхана…