Ученики ему звонили сюда, в домик на берегу, часто: спросить совета, рассказать о работе, уточнить какие-то, только ему известные детали из старых легенд, мифов, сказок. Звонили ему бывшие «смежники» из таких же отделов в других могущественных структурах, теперь тоже ушедшие в отставку. Между ними никогда не было вражды – просто соревновательная этика, все то время, пока они стояли по разные стороны баррикад. Но те звонили только по праздникам, да еще поздравить с каким-нибудь событием. Откуда они узнавали об этих событиях, он никогда не спрашивал, улыбаясь про себя: «Мастерство не пропьешь». Звонил Пилигрим, писатель криптоисторик, специалист по всяким тайным организациям и секретным обществам. Не часто, но звонил. Рассказывал что-нибудь забавное или спрашивал его мнение о чем-нибудь забавном. Они тесно сошлись давно. Да и как было не сойтись практически последним «специалистам по оккультным наукам», как умно это теперь называется. Они же себя называли, смеясь в седые усы, спецами по ведьмакам и чародеям, или совсем уж по-шутейному – «чертовыми спецами».
Звонили многие, но приезжали редко. Поэтому ему нравилось общение с соседской молодой парой. Они забегали к нему, почти не интересуясь его прошлой жизнью, званием и послужным списком. Здесь многие были из Конторы, то есть из серого дома на Лубянке.
Вот в такой летний вечер он сидел в кресле-качалке и смотрел на огонь костра, разложенного в специальном очаге в сделанной своими руками жаровне. Пламя плясало в стилизованном под старину капище, где выложен был знич из камней, место для ритуального костра, стояли два резных столба и каменная баба, подаренные ему археологом Михаилом Бурым. Говорят, тот привез столбы из далекого таежного похода, а бабу – с раскопок Парфянского царства. Геннадий Борисович не задал ему этого вопроса, приняв подарок молча и установив его в заветном уголке сада. В колеблющихся бликах костра ему мерещилась то ли саламандра, то ли пляшущая странный танец девушка, похожая на змею.
Соседка в сопровождении своего верного спутника подошла сзади, но он чувствовал ее еще с той минуты, как она шла от маленькой калитки, сделанной им в заборе между их участками. Он не стал резко оборачиваться, чтобы не испугать ее, дождался, пока она сама его окликнет.
– Геннадий Борисович!
– Да Машенька!
– Геннадий Борисович, вы не заняты?
– Чем? Чем я могу быть тут занят? Милая моя соседка, проходите, – он повернулся к ее спутнику. – Присаживайтесь, Леша, и даме своей кресло подвиньте. Если вам темно, нажмите там, на камень рядом с вами.
Юноша нажал на камень, и в траве засветились искусно спрятанные лампочки, залив мягким светом полянку у капища.
– Что вас привело ко мне, молодые люди? Если просто решили навестить одинокого старика, то сейчас мы сообразим небольшой импровизированный столик. Вы не против?
– Что вы, что вы, – торопливо возразила девушка. – Мы просто по-соседски. Да и какой вы старик? Мы вот просто… увидели, что у вас костер горит, и решили зайти. Так что не беспокойтесь.
– Нет уж, позвольте покомандовать, – он улыбнулся в усы. – Вы, Лешенька, сходите на веранду, принесите коньяк и бутылочку старого французского, для дамы. А вы, Машенька, там же возьмите поднос со снедью… и вот на этот столик, если вас не затруднит. К тому же, у нас гости, – неожиданно добавил он и повернулся к дорожке, ведущей от уличной калитки. – Вернее, гость.
По дорожке в мареве вечернего тумана к ним приближалась фигура, весьма похожая на привидение из мультиков. Фигура на ходу громко разговаривала сама с собой.
– Забился в медвежий угол. Схимник старый… или, как там, ага вспомнил, затворник. Затворился тут за калитками, воротами и всякими канавами. – в этот момент приведение выплыло в круг света и оказалось вполне упитанным дядечкой в возрасте. Дядечка раскрыл руки для объятий и пошел в сторону Борисыча. – Привет, старый рыцарь плаща и кинжала. Все охмуряешь молодых?
– Привет, привет, – довольно пробурчал хозяин, и, обнимая гостя, представил: – А вот и Пилигрим. Прошу любить и жаловать. Лешенька, еще одну рюмочку и тарелочку.
– Любить только по желанию. Пить и любить не заставляют, – уточнил гость. – А жаловать, ради Бога. – Пилигрим сел в кресло-качалку. – Знакомь, старый ловелас, с племенем молодым.