– А музей закрыли в 1927 году за перспективностью. Запасники остались, – ответил полковник.
– Запасники? Ну и где они?
– Во флигеле, вон в том, что называется Конный двор. – Капитан выскочил вперед, показал на готической архитектуры домик и повел всех туда.
В нос ударил запах музея. Этот запах живет во всех музеях мира, от картинной галереи где-нибудь в Гжатске до золоченых залов Эрмитажа и Лувра. Он живет своей особой жизнью, и его невозможно истребить ни кондиционерами, ни специальным электронным климатом. Это запах времени. В маленьком одноэтажном флигеле, который, наверное, когда-то был конным двором, скопилось все, что уцелело в усадьбе от старых хозяев. Здесь стояли: столы, шкафы, комоды и секретеры различных эпох и стилей. «Действительно, – отметил про себя Борисыч, – зеркал много. В дверцах шифоньеров, например, не считая просто зеркал, трельяжей и настенных зеркал в больших резных рамах».
Они смотрели как тусклые глаза ушедших веков. Капитан вел их в дальний угол. Там стояло огромное туалетное зеркало, накрытое черным шелковым покрывалом. Борисыч отметил: надо же, не истлело за столько лет и не поперли. Потом мысленно сплюнул трижды через левое плечо. Как такое могло в голову прийти? Конечно же, покрывало новое. Он подошел, потрогал. Обыкновенная черная бязь. Такой материей всегда в музеях закрывают от пыли экспонаты. Опять мысленно сплюнул» «Чур, меня»!
В запасник вошла миловидная старушка.
– Наш хранитель и главный знаток всего этого богатства, – представил ее капитан, – Анна Сергеевна. Прошу любить и жаловать.
Приезжие представились, и Борисыч тут же задал мучивший его вопрос:
– Скажите Анна Сергеевна, а почему все зеркала не накрыты, а это закрыто тканью?
– А оно всегда закрыто тканью, – невозмутимо ответила хранительница.
– Позвольте, что значит всегда?
– Это значит, что, сколько я помню, оно всегда закрыто.
– Но… ткань-то новая?
– А это не по моей части, – она поджала губы.
– Тогда позвольте еще вопрос. Вы Виктора знали?
– Очень милый и любознательный молодой человек, – бабуся говорила о нем как о живом.
– Он чем-то интересовался конкретно?
– Историей села, храма, историей родов, связанных с усадьбой, – задумчиво, словно вспоминая, ответила старушка. – Впрочем, он больше расспрашивал про род Дмитриева-Мамонова. Хотя тоже выборочно.
– Как это?
– Видите ли, – разговор шел так, будто не было целого сонма слушателей, и они с Борисычем сидели в мягких креслах в тиши кабинета, – его не интересовали родовые корни Мамоновых, уходящие к Рюрику, а больше привлекало фаворитство одного из них, Александра, при Екатерине Великой. Даже не само фаворитство, а женитьба графа на княжне Дашеньке Щербатовой, фрейлине императрицы.
– А скажите, уважаемая, – встрял Пилигрим, – Виктор увлекался гаданием на картах?
– О да, – она улыбнулась. – Был у него такой пунктик. Любил раскинуть пасьянс. Притом весьма сложный и древний. Я сама любительница карт. В смысле разложить пасьянс. Но таких высот, как этот молодой человек, достигнуть не смогла.
– А что он брал читать в библиотеке?
– Видите ли, это не ко мне. Это к уважаемому коллеге Христофору Вениаминовичу. Он у нас и директор, и главный архивариус. А от себя скажу: Виктор интересовался опять же временем Мамоновых, но очень старательно изучал Отечественную войну.
– А что, сюда докатились фашисты? – удивился полковник из Москвы.
– Отечественную войну двенадцатого года. Первую Отечественную. Была такая, голубчик, в нашей истории, – сердито поджала губы старушка.
– И последний вопрос, если мы вас не утомили, – опять вступил в разговор Борисыч. – Не подскажете ли судьбу карточного ларца матушки Екатерины?
– Да чего ее подсказывать. Он стоит у меня в кабинете почитай уже неделю.
– А что в нем было, если не секрет?
– Да ничего. В нем никогда ничего не было на моей памяти. Он всегда был пуст. Я его приспособила по назначению. Храню колоды пасьянсных карт.
– Давно? – выдохнул Пилигрим.
– Да без малого, год. С того времени, как мы с Виктором начали изучать старинный Зальцбургский пасьянс «Рыцари смерти»…
– Дозволите взглянуть?
– Ради бога, – старушка величественным шагом двинулась в противоположный конец флигеля.
Кавалькада гостей, извиваясь змеей, зашуршала за нею между дубовых столешниц и комодов. Пилигрим на ходу взял за локоток капитана и, шепнув ему что-то в ухо, увлек в боковой проход. Смотрительница ввела Борисыча в крохотную комнатку, целиком занятую огромным письменным столом и двумя ломберными столиками, покрытыми зеленым сукном. Посреди одного из них стояла резная шкатулка темного, почти черного дерева. Величественным жестом она подвинула ее гостю. Борисыч взял шкатулку и заинтересованно разглядывал сцены рыцарского турнира, искусно вырезанные на ней. На крышке был изображен рыцарь, положенный в саркофаг, со скрещенными на груди руками, в одной зажат меч. Судя по гербу на щите, это был тамплиер. Так хоронили или Великих магистров Ордена или тех, кто геройски погиб в бою. Да и сама шкатулка походила на маленький саркофаг.