Так как дома чемодана для него не нашлось, Срулик вышел купить его у Шимона Гарджи, но по дороге передумал, остановился и вместо того, чтобы свернуть в переулок чемоданного мастера, направился к дому своего старинного друга Гавриэля Луриа. У него было, конечно, достаточно денег на покупку чемодана, однако он жалел каждый грош, потраченный здесь вместо того, чтобы послужить ему там. Стоимость чемодана в Иерусалиме могла бы обеспечить ему месяц жизни в Уре. Надо, однако, полагать, что будучи уже там, на месте, он сможет наняться рабочим на раскопки и оказаться, в определенном смысле, на месте тех немногих счастливчиков, которые удостоились в этом мире блага и заниматься тем, что им по сердцу, и зарабатывать той же самой деятельностью. Но на такое предположение нельзя опираться, тем более что мы не располагаем какими бы то ни было ясными свидетельствами того, что сейчас действительно проводятся раскопки в Уре Халдейском. Вместе с тем в его памяти возникло четкое видение чемоданов в гигантском подвале дома Гавриэля. Несколько лет назад, накануне поездки Гавриэля в Париж для изучения медицины, они вдвоем спустились в подвал, и Срулик увидел там по крайней мере пять-шесть чемоданов, оставшихся после того, как Гавриэль вытащил три, с которыми уезжал.
— Только бы старик оказался дома, — сказал он сам себе, войдя в ворота и начав подниматься по ступеням, ведущим на балкон.
У него было чувство, что старый бек, отец Гавриэля, одолжит ему чемодан с большей охотой, чем мать, и это чувство возникло вопреки сознанию того, что у него нет для него никаких оснований в опыте прошлого, поскольку во всех случаях, когда он обращался к ней до сих пор, она отвечала ему согласием без всяких колебаний и даже с радостью от того, что имеет возможность ему помочь. Он точно знал, какой чемодан выберет, ведь уже тогда, увидев его впервые и собираясь ехать вместе с Оритой, он обратил на него особое внимание. Это был маленький чемоданчик, светло-коричневый, как верблюжья кожа (и не исключено, что он действительно сделан из верблюжьей кожи), с голубой окантовкой, во всех отношениях на диво подходящий для путешествия в Ур Халдейский и воплотивший в себе цвета пустыни, в окружении которой проходила жизнь наших древнееврейских предков.