Выбрать главу

Я упоминаю об этом, хотя отлично знаю, что и этот писатель не обо всем говорит вполне верно, в том числе и об изобретениях Анахарсиса (в самом деле, каким образом гончарный круг может быть его изобретением, если о нем знает уже Гомер, живший раньше его: «подобно тому как какой-нибудь гончар прилаженное в руках колесо» и так далее) (VII, 3, 9).

Конечно, и гончарный круг, и двузубый якорь были изобретены еще до Анахарсиса. И приписывать ему эти изобретения нельзя. Но, может, он в чем-то усовершенствовал эти и другие открытия?! Или «изобрел» их для скифов, т. е. благодаря ему они получили широкое распространение в Скифии?! Может, именно это имели в виду Эфор и другие античные писатели? Ведь не мог же Эфор, широко образованный ученый, автор первой «Всемирной истории», всерьез считать, что Анахарсис впервые изобрел издавна известные человечеству якорь и гончарный круг. Этот капитальный труд, к сожалению, не дошел до нас. И мы не знаем, что именно он написал об этом. Вполне возможно, что Эфор имел в виду не изобретение якоря и гончарного круга вообще, а их «открытие» Анахарсисом для скифов.

Таковы основные сведения о скифском мудреце Анахарсисе — одном из наиболее выдающихся сынов Скифии. Рассказ о нем хочется закончить словами Страбона: «Поэтому-то и Анахарсис, Абарис и некоторые другие скифы, им подобные, пользовались большой славой среди эллинов, ибо они обнаруживали характерные черты своего племени; любезность, простоту, справедливость» (VII, 3, 8; курсив мой. — М. А.).

О трагической судьбе другого персонажа скифской — истории — скифского царя Скила мы знаем опять-таки от Геродота. Он рассказывает о нем вместе с историей Анахарсиса, показывая этими примерами, как свято скифы чтут свои обычаи и «старательно избегают пользоваться обычаями других народов и больше всего эллинскими».

Что же мы знаем о Скиле? Закончив рассказ об Анахарсисе, Геродот продолжает: «Очень много лет спустя Скил, сын Ариапифа, претерпел подобное этому. Ведь у Ариапифа, царя скифов, был в числе других сыновей Скил. Он родился от женщины из Истрии и отнюдь не от туземки, и мать научила его греческому языку и письму. Некоторое время спустя Ариапиф был предательски убит Спаргапифом, царем агафирсов, а Скил наследовал царскую власть и жену отца, имя которой было Опойя. Эта Опойя была местной уроженкой, и от нее у Ариапифа был сын Орик.

Управляя скифами, Скил отнюдь не был доволен скифским образом жизни, но гораздо больше был склонен к эллинским обычаям вследствие воспитания, которое он получил. Делал он следующее: всякий раз, как Скил вел войско скифов к городу борисфенитов (борисфениты эти говорят, что они милетяне) и приходил к ним, он оставлял войско в предместье, сам же проходил внутрь, за городскую степу и запирал ворота. Сняв с себя скифскую одежду, он надевал эллинское платье. Когда он шел в этом платье на рыночную площадь, за ним не следовали ни телохранители и никто другой (а ворота охраняли, чтобы никто из скифов не увидел его в этой одежде). И во всем остальном он пользовался эллинским образом жизни и приносил жертвы богам по законам эллинов. Проведя так месяц или более того, он уходил, надев скифскую одежду. Делал он это часто, и дом построил себе в Борисфене и женился там на местной женщине» (IV, 78).

Дальше произошло следующее: «Когда Же суждено было случиться с ним несчастью, оно случилось по такой причине. Пожелал он быть посвященным в таинства Дионисия Вакхического. В то время как он собирался принимать посвящение, ему было величайшее знамение. Был у него в городе борисфенитов дом обширных размеров и богато устроенный, о котором я незадолго перед этим упоминал. Вокруг него стояли сфинксы и грифы из белого камня. В этот дом бог метнул молнию. И дом полностью сгорел. Скил же, несмотря на это, совершил обряд посвящения.

А скифы презирают эллинов за вакхическое исступление. Они говорят, что не подобает выдумать бога, который приводит людей в безумие. Когда же Скил был посвящен Вакху, какой-то борисфенит стал издеваться над скифами, говоря: «Над нами вы смеетесь, скифы, что мы приходим в вакхическое исступление и что в нас вселяется бог. Теперь это божество вселилось и в вашего царя, и он в вакхическом исступлении и безумствует под влиянием божества. Если же вы мне не верите — следуйте за мной, и я вам покажу».

Старейшины скифов последовали за ним, и борисфенит, приведя их, тайно поместил на башне. Когда прошел со священной процессией Скил, и скифы увидели его в вакхическом исступлении, они сочли это очень большим несчастьем. Выйдя из города, они сообщили всему войску то, что видели» (IV, 79).

Как же повели себя скифы? Судя по рассказу Геродота, здесь, у стен Ольвии ничего не произошло, беда разразилась позже: «Когда же после этого Скил возвратился к себе домой, скифы восстали против него, поставив во главе его брата Октамасада, рожденного от дочери Тера. Скил же, узнав о том, что совершается против него, и о причине, но которой это происходило, убегает во Фракию. А Октамасад, услышав об этом, пошел на Фракию войной. Когда же он был у Истра, фракийцы вышли ему навстречу. Прежде чем они схватились, Ситалк послал к Октамасаду сказать следующее: «Зачем мы должны испытывать силу друг друга? Ты — сын моей сестры и у тебя мой брат. Отдай же мне его, и я передам тебе твоего Скила с тем, чтобы ни тебе, ни мне не рисковать войском».

Это возвещал ему, послав посла, Ситалк. Ведь у Октамасада находился брат Ситалка, бежавший от него. Октамасад соглашается с этим и, выдав своего дядю с материнской стороны Ситалку, получил брата Скила. И Ситалк, взяв брата, увел его с собой. Скилу же Октамасад там же и отрубил голову. Вот таким образом скифы охраняют свои обычаи, а тех, кто перенимает чужеземные законы, вот так наказывают» (IV, 80).

Таков рассказ Геродота о царе Скиле. Долгое время эти сведения рассматривали обычно как легенду, которая свидетельствует о том, насколько бережно скифы чтут свои обычаи и сурово расправляются с теми, кто их нарушает.

Но 50 с лишним лет назад на территории Румынии к югу от устья Дуная при вспашке поля крестьяне нашли золотой перстень. На его щитке изображена сидящая на троне женщина с большим круглым зеркалом в правой руке. А слева от нее вырезано имя Скила. Так рассказ Геродота получил бесспорное доказательство того, что скифский царь Скил не вымышлен, а был реальной исторической личностью.

При каких обстоятельствах был утерян перстень? Выяснить это уже вряд ли удастся. Произошло это, надо полагать, когда Скил бежал во Фракию и искал защиты у фракийского царя Ситалка. Но спасения он не нашел. Скил был казнен где-то у Истра. А фракийская земля сохранила его перстень.

Этот перстень таил в себе еще одну загадку. Ю. Г. Виноградов провел специальное исследование и обнаружил, что на дужке перстня имеется еще одна надпись, которая сделана от имени самого перстня (обычная для того времени манера) и гласит: «Вели быть <мне> при Арготе» [18, с. 98].

Кто же этот Аргот, прежний владелец перстня? 10. Г. Виноградов видит в нем неизвестного нам скифского царя, правившего где-то в 510–490 гг. до н. э. А затем, по мнению исследователя, царский перстень перешел по наследству (прямо или опосредованно) к Скилу.

Изложенные Ю. Г. Виноградовым выводы чрезвычайно интересны и большей частью довольно убедительны. По эти вопросы, разумеется, требуют дальнейшего изучения.

Не так давно рассказ Геродота о Скиле получил и другие веские доказательства. При раскопках древнегреческого города Никония, развалины которого лежат на левом берегу Днестровского лимана у современного с. Роксоланы, найдены литые медные монеты с именем Скила [43, ч. 1, с. 66–68]. Эти находки позволили П. О. Карышковскому прийти к выводу, что Никоний, как и Ольвия, находился под властью скифской державы.

Вопрос о скифском протекторате над Ольвией (а теперь — и Никонием) в последние годы активно разрабатывает Ю. Г. Виноградов [18, с. 106–108; 20, с. 398–400]. Проанализировав весь комплекс письменных и археологических данных, он приходит к выводу, что в начале V в. до н. э. Скифия установила протекторат над Ольвией. Эта концепция открывает новые возможности для более полного и всестороннего понимания греко-скифских отношений.