По мнению В. Ю. Мурзина, точки зрения Б. Н. Гракова, М. И. Артамонова и А. И. Тереножкина на генезис скифской культуры «объективно соответствуют характеру процесса формирования скифского этноса на основе местного и пришлого населения в условиях переднеазиатских походов, игравших роль катализатора в «объединительном процессе» [9, с. 14].
Далее В. Ю. Мурзин приходит к следующим выводам: «Если подходить к рассматриваемой проблеме с этой точки зрения, то становится понятным, что говорить о скифах и скифской культуре можно не ранее VII в. до н. э., поскольку только в VII в. до н. э. вступили во взаимодействие составные элементы будущего скифского этноса и началось формирование соответствующей ей культуры. Выяснение удельного веса каждого из двух данных этнических элементов крайне затруднено. Единственный способ. который при этом можно применить, — археологический. Иными словами, выяснить, пусть даже приблизительно, как формировался скифский этнос, можно только после выяснения путей формирования скифской культуры и определения удельного веса различных по происхождению се компонентов.
В последнее время внутри скифской культуры VII–VI вв. до н. э. намечены три различные но происхождению группы таких компонентов: переднеазиатская, местная и восточная (центральноазиатская)» [9, с. 14].
Как мы видим, В. Ю. Мурзин старается в определенной мере согласовать теорию о местном происхождении скифов («автохтонную») и теорию об их перемещении в Северное Причерноморье из Азии («традиционную»). Такой подход к изучению археологических памятников, конечно, правильный, по он не охватывает всего круга вопросов этой сложной проблемы.
Совсем недавно Д. С. Раевский посвятил рассматриваемой теме специальное исследование. Всестороннее изучение письменных и археологических данных позволило ученому прийти к очень важным и интересным выводам.
Он совершенно правильно отмечает противоречивость и тенденциозность изложенных Геродотом преданий, противопоставляющих киммерийцев и скифов, что плохо согласуется с археологическими данными.
Далее исследователь обращает внимание на многозначность (иерархичность) понятия «скифы» в античной традиции. Он выделяет «скифов первого порядка» (собственно скифские племена, которые по Геродоту (IV, 11) пришли в Северное Причерноморье с востока и чье название распространилось и на других обитателей причерноморских степей) и «скифов второго порядка» (то самые причерноморские племена, которые также стали называться скифами).
Проанализировав весь комплекс имеющихся данных, Д. С. Раевский пришел к следующему заключению: «Скифская культура Причерноморья в традиционном ее понимании — это культура «скифов второго порядка». В ее сложении заметную роль сыграли местные «предскифские» традиции, а затем и древневосточные элементы, воспринятые в эпоху скифских (и киммерийских) походов в Переднюю Азию. Поэтому при исследовании культурной истории ее носителей противопоставление скифов и киммерийцев, характерное для сохраненной Геродотом традиции и порожденное фольклорной версией рассказа об исторических судьбах «скифов первого порядка», лишается реального смысла. Переход в Причерноморье от «киммерийской» эпохи к «скифской» был ознаменован не коренным изменением этнического состава населения региона, а трансформацией и распространением конкретного племенного названия на широкий круг обитателей северопонтийских земель» [43, ч. II, с. 56–57].
Выводы Д. С. Раевского объясняют целый ряд существенных противоречий в письменных источниках, по-новому освещают рассматриваемую проблему и другие связанные с ней вопросы.
Таковы основные точки зрения исследователей о происхождении скифов и скифской культуры. Как мы видим, здесь еще много спорных моментов, много противоречий, неясностей и расхождений.
Но в решении этой проблемы наметился перелом, найдены новые пути изучения всего комплекса имеющихся письменных и археологических источников. Такой подход дает основания надеяться, что эти давние тайны, связанные с происхождением и ранней историей скифов, будут окончательно разгаданы.
В заключение нельзя не коснуться вопроса о праславянских племенах времен Геродотовой Скифии. Какие племена можно считать праславянскими? Входили ли они в Скифию? Как соотносились в этнокультурном плане праславянские и скифские племена? Эти и другие связанные с ними проблемы, бесспорно, интересуют каждого из пас.
Недавно эта сложная тема была рассмотрена В. А. Рыбаковым. Исследователь привлек огромный историко-географический и археологический материал, широко раздвинул хронологические и территориальные границы, тщательно проанализировал весь комплекс разнообразных источников и пришел к важным и крайне интересным выводам. Ознакомимся с теми заключениями, которые непосредственно связаны с рассматриваемой здесь темой. Ученый рисует следующую картину:
«К концу бронзового века, к IX–VIII вв. до н. э., западная половина обширного праславянского мира оказалась втянутой в сферу лужицкой (кельтской?) культуры, а восточная половина соприкасалась с киммерийцами (иранцами?), противоборствуя им, по воспринимая некоторые элементы их культуры.
К этому времени относится удивительное совпадение конфигурации двух ареалов: во-первых, чернолесской культуры X–VIII вв. до н. э. и, во-вторых, наиболее архаичной гидронимики, что не оставляет сомнений в праславянском характере чернолесской культуры Среднего Подпепровья.
Вероятнее всего, что праславяне чернолесского времени, вынужденные отражать наезды кочевых киммерийцев, не только научились ковать железное оружие и строить могучие крепости на южной границе, по и создали союз нескольких племен между Днепром и Бугом, получивший название «сколотов». Название это дожило до середины V в. до н. э., когда Геродот зафиксировал его как самоназвание ряда земледельческих племен лесостепного Подпепровья. Союз сколотов мог не охватывать всех праславянских племен восточной половины славянства.
Смена киммерийцев скифами в VII в. до н. э. привела. очевидно, к тому, что сколотский племенной союз вошел в обширную федерацию, условно называвшуюся Скифией. Однако праславяне-сколоты, надо полагать, сохраняли определенную автономию: южная система крепостей, защищавших от кочевников, подновилась, были воздвигнуты и новые крепости. Праславяне-днепряне (борисфениты) имели свой особый морской порт, носивший их имя (милетская Ольвия), путь к которому лежал в стороне от земли царских скифов. И в то же время не подлежит сомнению сильное сращивание праславянской культуры со скифской, восприятие славянской знатью всех основных элементов скифской всаднической культуры (оружие, сбруя, звериный стиль) и в какой-то мере, может быть, даже языка» [95, с. 226–227].
Концепция изложена ясно и вполне убедительно. Не все ее положения бесспорны. Некоторые из них уже сейчас требуют корректировки, например в связи с результатами новейших исследований проблемы этнокультурных отношений киммерийцев и скифов. Но в целом предложенная Б. А. Рыбаковым схема серьезных возражений не вызывает. Часть земледельческих племен лесостепной Скифии — праславяне, т. е. наши предки.
Что же представляет собой территория Скифии? Характеризуя ее, Геродот отмечает: «Эта страна не имеет ничего замечательного, за исключением рек величайших и многочисленных. О том, что представляется достойным удивления, помимо рек и обширности равнины, будет рассказано» (IV, 82).
Реки Скифии — главная ее достопримечательность. И Геродот уделяет им особое внимание, описывает довольно подробно, красочно и крайне интересно. Реки служат ему основой при описании Скифии, являются ориентирами при определении границ между племенами, упоминании городов, поселений, различных географических объектов. Поэтому и мы познакомимся со скифскими реками по возможности подробнее.
Приступая к описанию рек, Геродот перед этим отмечает непобедимость и недоступность скифов и добавляет: «Это так у них придумано, причем природа земли им благоприятствует и реки оказываются их союзниками. Ведь земля, представляющая собой равнину, богата травой и изобилует водой; рек же течет по ней не меньше по числу, чем каналов в Египте. Те из них, которые чем-нибудь примечательны и, начиная от моря, доступны для кораблей, я назову: Истр с пятью устьями, затем Тирас и Гипанис, и Борисфен, и Пантикап, и Гипакирис, и Герр, и Танаис» (IV, 47).