Спланированный по образцу лучших агрорайонов страны, населенный пункт в первый же день поразил меня продуманностью своей планировки и архитектуры. Здесь все было приспособлено для удовлетворения нужд, проживающих в нем людей.
Прямые, лучеобразно расходившиеся улицы были связаны в единый узел центральной площадью. К ней примыкал тенистый парк с густыми аллеями и прудами.
Мне рассказывали, что многолетние деревья для этого парка были привезены сюда на автомашинах. Их сажали новым способом. На месте посадки дерева пробуравливали небольшое углубление. В него закладывали заряд взрывчатого вещества. После взрыва воронка пропитывалась азотистыми удобрениями, образовавшимися в результате разложения взрывчатки.
Прекрасными домами была окружена центральная площадь города. Посредине ее возвышалась гранитная скульптура вождя. Здесь и городской театр, и клуб агрогорода, и здание сельскохозяйственного техникума, и светлое помещение школы с отличной спортивной площадкой позади.
Небольшие, хорошо оборудованные дома, покрытые ярко-красными черепичными крышами, прятались в сочной зелени садов. Дома эти стройными рядами расходились в разные стороны от общественного центра, участки сменяли друг друга.
Почти у каждого дома был свой маленький гараж для автомашины и небольшие надворные постройки.
Весь хозяйственный центр с машинно-тракторной станцией, животноводческой фермой, складами, холодильником, мастерскими и кирпичным заводом был вынесен далеко за город.
Широкая полоса огородов и фруктовых садов отделяла его от ближайших жилых домов. На этой зеленой зоне разместился продолговатый овал скакового ипподрома. Это любимое место «болельщиков» конного спорта. Оно неизменно привлекает к себе внимание и не только в дни традиционных конных праздников.
Посреди парка, на зеркальной глади искусственно созданного озера, вечерами мелькали легкие лодки, раздавался плеск воды и веселые крики купающихся. Гремела музыка, долетавшая из-за каменных трибун спортивного стадиона, вплотную прижавшегося к парку.
Я сразу же полюбил этот шумный островок молодежи и проводил здесь долгие вечера на трибунах, освещенных яркими лучами прожекторов, в обстановке молодого спортивного азарта соревнований.
Дом, в котором я жил у своего друга, селекционера-хлопковода Ходжаева, ничем не отличался по своим удобствам от московской квартиры. Здесь было все: и установка для кондиционирования воздуха, создававшая ровную прохладу в помещении, и небольшой холодильник для продуктов, и горячая вода. Прекрасный крупноэкранный телевизор принимал цветные передачи, транслируемые из Ташкента.
Однако здесь все было одновременно и не так, как в большом городе. Все стояло ближе к природе, ближе к тому огромному сельскохозяйственному производству, центром которого этот город являлся. Неизменная связь с природой постоянно и во всем чувствовалась здесь.
Вокруг города на десятки километров простирались участки плодородной земли. Она была отвоевана у пустыни и превращена в бескрайные поля длинноволокнистого хлопка.
— Мы здесь выращиваем такие сорта хлопчатника, — рассказывал мне однажды Ходжаев, — которые можно поставить в пример многим нашим южным хозяйствам. Я уж не говорю об особом длинноволокнистом хлопчатнике, выведенном нами путем многолетней селекционной работы. Нам удалось создать также хлопок с разноцветным волокном. Вы только взгляните на эти голубые, розовые, красные, синие и даже лиловые коробочки — какая красота! Изделия из этого хлопка не нуждаются даже в окраске. Но основное, чем мы можем, пожалуй, гордиться, — это хорошо налаженная автоматизация управления всем нашим хозяйством.
— Автоматизация? — переспросил я его. — Да ведь после такого определения ваше хозяйство становится ближе к производству, чем к сельскому хозяйству…
— Вот именно эту автоматизацию, если хотите, я вам и покажу сегодня, — неожиданно предложил Ходжаев. — Мы поедем на диспетчерскую станцию. Собирайтесь!..
Здание агродиспетчерской станции показалось мне очень высоким и сразу привлекло мое внимание своей необычной архитектурой. Удаленное на несколько десятков километров от агрогорода, оно возвышалось над морем зелени и хлопчатника, подобно стеклянному утесу. У подножия его неслышно плескались, как волны, кроны эвкалиптов и серебристые ветви платанов.
Мы мчались на легкой автомашине-вездеходе по узкой грунтовой дороге, проложенной между хлопковыми полями. Дорога была так пряма, что, раз нацелившись радиатором машины на упершийся в небо ориентир диспетчерской станции, можно было не трогать руль управления.
Блестящий параболоид гелиоустановки был укреплен на самой вершине здания, подобно опрокинутому зонту, вознесенному на плоскую крышу.
Солнце стояло в зените. Почти вертикально бросало оно свои жаркие лучи с безоблачного неба на легкий купол нашего вездехода. Будучи совершенно прозрачным, он все-таки надежно защищал нас от жары.
Включив установку искусственного климата, я почувствовал приятную прохладу и принялся внимательно рассматривать постепенно выраставшее у нас перед глазами здание.
Если бы не параболоид гелиоустановки, который придавал постройке несколько фантастический облик, помещение можно было бы сравнить со стеклянным залом управления какого-нибудь аэропорта. Это впечатление подчеркивали два вертолета, почти неподвижно висевшие в знойном воздухе недалеко от стеклянной крыши станции.
Все окружающее здание пространство, куда только мог проникнуть глаз, было затянуто зелено-белым ковром хлопчатника; над ним через равные промежутки возвышались прозрачные крыльчатки ветроустановок. Укрепленные на легких решетчатых основаниях, они напоминали необыкновенные цветы, повернувшие к ветру свои прозрачные венчики.
— Как вы знаете, несколько лет тому назад весь этот район не имел ни одного зеленого кустика, — продолжал мой сосед. — Теперь глядите, что могут сделать подземные воды, если их вывести на поверхность и правильно использовать.
Товарищ мой был совершенно прав. Я приехал сюда именно затем, чтобы лично ознакомиться с новым агрорайоном, недавно отвоеванным у пустыни.
Веками люди считали, что в этом засушливом районе воды нет. А вода текла под землей на глубине нескольких десятков метров. Она была почти рядом с раскаленной поверхностью плодородной, но лишенной влаги почвы. Эту воду надо было извлечь и направить на поля.
И вот пришли люди, машины, механизмы. Они исследовали весь район подземных вод, их режим и запасы. И почва была обводнена. Сотни ветронасосных установок подняли воду подземной реки на поверхность. Под действием горячих ветров день и ночь вращались крыльчатки насосов, выкачивая из артезианских глубин тысячи кубометров воды. Но люди не только добыли воду, не только озеленили землю — они начали управлять режимом природы большого участка земли.
Сегодня мне предстояло ознакомиться с наиболее совершенным автоматическим управлением жизнью крупнейшего хлопководческого района.
С думами об этом я и подъехал к диспетчерской.
Мы вошли в вестибюль красивого здания, и я сразу же почувствовал, что и здесь, в доме, был также создан искусственный климат. Приятная прохлада заполняла вестибюль. Я догадался, что холод создавался установленной на крыше гелиомашиной. Она преобразовывала солнечную теплоту с помощью небольшой установки кондиционирования воздуха в искусственный холод. Солнечные лучи конденсировались вогнутым рефлектором на небольшом паровом котле. Его тепло приводило в действие холодильную установку. Вентиляторы прогоняли через эту установку воздух. Здесь он охлаждался до необходимой температуры, увлажнялся тончайшей водяной пылью и затем уже поступал в жилые и служебные помещения.
Чем жарче припекало солнце, тем больше холода вырабатывал холодильник, поддерживая ровную температуру во всем здании. Таким образом, само солнце как бы регулировало климат помещения.