Но кустарники принимают на себя не первый напор пустыни. Если под их покрытием, простираясь на глубину двух с половиной километров, поднялся зеленый заслон лесов, охраняющий канал, то перед полосой кустарников раскинулась еще более широкая зона искусственно насаженных трав пустыни. Большое значение среди этих трав имеет так называемый сорго-гумаевый гибрид — неприхотливая трава с мощными корнями. Связывая сетью корней пески, травы эти не только сдерживают их наступление, но и служат отличным кормом для скота.
И здесь техника пришла на помощь природе. Чтобы остановить движение песков пустыни на дальних подступах к каналу, кроме высадки растений, были использованы новые химические средства. С помощью специальных машин — опрыскивателей — слой песка покрывается жидким химическим составом — эмульсией. Она пропитывает песок и застывает в виде прочной корки. Травы и кустарники свободно пробиваются через тонкую песчаную скорлупу, но ветер уже не властен над потоком песчинок. Они закреплены навсегда.
Я гляжу на зеленый фронт растений, охраняющий канал. Высокоствольные исполины — эвкалипты стоят в непосредственной близости к каналу, выделяясь своими серебристыми кронами.
Да и самой пустыни уже нет, ее не встречает мой глаз. На богатейших поливных участках создано промышленное лесонасаждение — поднимаются искусственно высаженные леса, за ними видны изумрудные луга — отличные выпасы для скота. Там, где некогда клубился под ветром выжженный солнцем прах пустыни, я вижу стада черных каракульских овец. Они являются заслуженной гордостью Туркменистана. Я вижу, как они пасутся на обводненных землях, пускай непригодных для сельского хозяйства, но вполне подходящих для выращивания кормов. Табуны замечательных туркменских коней известной иомудской породы подходят порой вплотную к каналу. Вспугнутые шумом нашего глиссера, они мчатся в сторону.
Лениво поднимают голову бурые круторогие коровы. Это знаменитый скот красной южноукраинской породы, выведенной на Украине, в районе Аскания-Нова. Путем скрещивания домашнего скота с полудиким зебу ученые создали скот, превосходно приспособленный для южных районов страны. Это так называемый мясомолочный скот. Он отличается не только огромным живым весом, но и большим содержанием жира в молоке. Скот новой породы прекрасно акклиматизировался в зоне Главного Туркменского канала — здесь выпас обеспечен ему круглый год.
Наконец, я вижу под южным небом необычайные птицефермы. Наряду с домашней птицей здесь выращивают огромные стада страусов.
Гиганты мира пернатых стали промышленной птицей Средней Азии. Страусовые яйца «высиживаются» электрическими инкубаторами-автоматами. Нескладные страусята вырастают в птиц, живой вес которых достигает шестидесяти килограммов. Я слышал, что мясо домашних страусов годится в пищу. Мне рассказывали, что из одного страусового яйца, которое весит свыше двух с половиной килограммов, можно приготовить яичницу на десять человек.
С борта глиссера я видел сейчас своими глазами, каких успехов достигло животноводство и птицеводство на вновь освоенных землях.
Да, этими успехами можно гордиться…
Замечательные люди плывут вместе со мною на глиссере. Я постараюсь описать некоторых из них на протяжении нашего путешествия. Но сейчас я остановлю внимание лишь на одном. Это молодой инженер с бронзовым лицом — казах Хаким Давлитбеков. В ярком халате и тюбетейке — он очень любит национальную одежду, — Хаким, как и я, целые дни стоит на верхней палубе, не в силах оторвать глаза от проплывающих берегов.
У Хакима редкая профессия: он специалист по расслоению почв. Он сказал, что сойдет с глиссера в Красноводске, потому я тороплю его рассказать побольше о своей работе. А рассказывает он увлекательно и с таким вдохновением, что его стоит послушать. Даже пассажиры-домоседы, которых обычно и не вытащишь на палубу из прохлады искусственного климата кают-компании, часто выходят наверх, заслышав громкий голос Хакима.
— Вода — это только половина дела, — говорит он. — Нет воды — хлопок не посеешь, есть вода — хлопок тоже может не вырасти. Почему? — задает Хаким сам себе вопрос; и спрашивает он себя не своим, а чужим голосом воображаемого противника. — А вот почему! Местами в здешней земле содержится соль. Очень много соли. Если оросить эту землю обычным способом — заливным, — вода растворит соль и поднимет ее на поверхность почвы. Вода испаряется, а соль остается. На Узбое такой соляной пласт перед пуском воды в канал достигал местами трех метров. Все растения, за исключением солянки, на таких засолоненных почвах гибнут. Выходит, что, пустив воду на поля, можно иногда погубить землю, вызвав соли из глубин на поверхность…
Инженер подробно излагает всю теорию борьбы с подземным врагом — солью. Здесь и периодическая промывка засолоненных почв текучими водами, здесь и прокладка глубокого дренажа — канав, которые отводят из почвы соленые воды. Дренажные канавы делают значительно глубже оросительных. Поэтому соли не поднимаются вверх водой орошения, не губят высаженные растения.
На некоторых участках производится даже нейтрализация засолоненной почвы с помощью специальных химических присадок.
Химикалии добавляют в оросительную воду. Проникая в почву, они связывают соли, сдерживая их вредное воздействие.
Хаким говорит об изменении климата, об укрощении песков, о покорении солончаков и такыров — огромных, окаменевших, как кирпич, массивов выжженной глины, постепенно осваиваемых земледелием.
Хаким говорит обо всем этом как хозяин подвластной ему природы. Он вспоминает соленые берега, обнажившиеся после обмеления Аральского моря. На много десятков километров выступили они после того, как воды Аму-Дарьи частично повернули на запад. Шестьсот кубических метров воды стали уходить ежесекундно по трассе Главного Туркменского канала, вместо того чтобы попадать в Аральское море. И море отошло, обнажив берега. Плодородные земли, пропитанные речным илом, были рассолонены. На них раскинулись теперь новые хлопковые и рисовые поля.
Я вижу берега Сарыкамышского озера. В эту огромную, некогда сухую впадину, глубина которой доходила местами до девяноста метров, теперь через отдельную гидроэлектростанцию начали сбрасывать часть аму-дарьинской воды, поступающей по трассе Главного Туркменского канала. Озеро начало заполняться водой. По его берегам зацветают сады и виноградники, раскинулись новые селения и колхозные города.
Увлекательно рассказывает Хаким Давлитбеков. Он раскрывает перед нами замечательные перспективы своего края. Он говорит о недалеких днях, когда воды сибирских рек, повернутые властной рукой человека, придут на просторы Средней Азии. Он говорит о том замечательном времени, когда могучие потоки пресных вод, подступившие с востока по новым каналам, хлынут в русло Главного Туркменского канала и понесутся к обмелевшим берегам Каспия.
— Все это не за горами, — вдохновенно говорит Хаким, и бронзовое лицо его становится еще красивее от волнения.
Но его увлекают и более близкие задачи. Сейчас он едет рассолонять почвы в район мирабилитовых заводов Кара-Богаза — в самое сердце солончаковых мест. Он уверен в своем успехе. Здесь будут получать свыше восьмидесяти центнеров хлопка с каждого гектара рассолоненных почв! За этот урожай стоит бороться, теперь, когда в пустыню пришла вода.
А глиссер уже покидает искусственную трассу Туркменского канала. Здесь она проложена в обход Сарыкамышекой впадины. Мы вступаем в извилистое русло расчищенного механизмами Узбоя. Это древнее ложе каспийской ветви Аму-Дарьи тысячу лет было лишено воды. Узбой начинается на четырехсотом километре нашего пути от плотины Тахиа-Таш и составляет наиболее длинный участок всего канала.
Местами русло канала вплотную подходит к Усть-Урту — огромному горному плато, почти отвесной стеной нависшему над пустыней.