Вениамину очень хотелось познакомиться с проживающими в Тетеревке знаменитыми учеными и сочинителями. Как-никак он был тоже человек ученый, философ, заглядывающий в умные книги и знающий, что такое древнееврейский фолиант, из коего и они черпали свои познания и ученость. Да и как же можно было быть здесь и не повидаться с людьми своего круга? Кроме того, ему хотелось потолковать с ними о своем путешествии. Такие люди его поймут и оценят по достоинству. Кстати, он надеялся получить от них рекомендательные письма и хвалебные отзывы, ведь они любят блеснуть рекомендательной грамотой по поводу всяких ничтожных затей, пустяков и нелепостей. Как же им не откликнуться на столь важное событие, как путешествие нашего героя! Тут уж перо их понесется, словно резвый конь, галопом по бумаге.
Однако, к кому бы Вениамин ни заходил, его всюду постигала неудача: хозяин либо ел, либо спал!
Однажды ему удалось попасть к некоему неугомонному писаке, прославившемуся своей неистовой предприимчивостью, как раз в то время, когда тот полулежал в кресле в своей комнате.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! Что вам угодно?
— Ничего особенного. Побеседовать хотел бы.
Вениамин попытался так, попытался этак, — разговор не клеился. Писака, точно разваренный, еле шевелит губами, глаза у него слипаются, он клюет носом. Вениамин старается привести его в чувство, расшевелить своим красноречием, — напрасно: писака холоден как лед. Наконец он все же немного очухался, сладко зевнул и кликнул жену.
— Когда же мы будем кушать? — спросил он, потягиваясь и хрустя пальцами. — Пускай подают на стол, — добавил он, — потому что я хочу потом прилечь…
Словом, Тетеревка — великая спальня: все тут спит мирным сном — и ученость, и торговля, и банки, и тяжбы, и всякого рода дела. И сколько их ни буди, никак не добудишься. Даже когда несколько человек соберутся, у них тут же отнимаются языки: сидят, зевают, смотрят друг на друга как истуканы, и все сборище засыпает… И лишь когда подают ужин, они начинают шевелиться, оживают, горячо принимаются за еду, насыщаются и — спокойной ночи! Расходятся по домам — спать…
С течением времени Вениамин испытал это и на себе самом. Он в Тетеревке только и делал, что ел да спал, и его страсть к путешествию начала понемногу ослабевать. Ему грозила величайшая опасность: он мог застрять здесь, как судно в море во время штиля, — проспать в Тетеревке всю свою жизнь. К счастью для него и для всего мира, приключилось событие, которое, подобно урагану, сорвало его с места и заставило продолжать путешествие.
Вражда Ицика Простака к Вениамину возрастала с каждым днем. В последнее время он как клещ впивался в Вениамина, донимал его разговорами о путешествии. Ицик предвещал всякие ужасы, говорил, что не добраться Вениамину до реки Самбатьен, пока вот здесь, у Ицика на ладони, волосы не вырастут, что не видать ему красноликих израильтян как ушей своих.
Однако Вениамин не давал ему наступать себе на мозоли и твердил свое: есть на свете создатель, не оставляющий в беде тех, кто на него уповает. Как-нибудь, с божьей помощью, он доберется туда, всем врагам назло! Отбиваясь от нападок, Вениамин приходил в раж, он вдруг начинал выкрикивать: «Гремучий змей!», «Дракон!», «Осел!..», «Мул!..» — и тому подобное. Это должно было означать: можете надрываться сколько угодно, а я уже далеко в пустыне, я иду, иду!
Ицик в таких случаях трижды сплевызал и говорил:
— Он просто с ума сошел, рехнулся! Его надо к знахарю сводить!
В конце концов Ицик добился того, что стоило Вениамину показаться на улице, как за ним, будто за полоумным, гналась орава мальчишек, швыряла в него камнями, улюлюкала и кричала:
— Гремучий змей!.. Дракон!..
Однажды, когда Вениамин и Сендерл шли под вечер по улице, озорники саранчой налетели на них и стали так донимать их, что наши герои вынуждены были обратиться в бегство. В одном из закоулков, сбегая с горки по длинному узкому мостку, они столкнулись с человеком, шедшим навстречу. Разминуться не было никакой возможности, разве что спрыгнуть с мостка и разбить себе голову или, в лучшем случае, ногу сломать. Но и голова и ноги до зарезу нужны были нашим путешественникам. Без головы или без ног путешествовать немыслимо. И Вениамин и Сендерл остановились повесив носы.