— Месье Галлиндо должен извиниться, — сказала мадам Матис.
— Я настаиваю, чтобы вы извинились перед моей женой, — добавил Матис.
— Извиняться? За что? — Хозе недоуменно вытаращился на них.
— Он извинится, — откликнулась Жозетта и, повернувшись к Хозе, перешла на испанский: — Извинись, дурак скабрезный. Хочешь нарваться на неприятности? Разве не видишь, что он рисуется перед женой? Он тебя на клочки разорвет.
Хозе пожал плечами:
— Ладно. — Он высокомерно посмотрел на французов. — Я извиняюсь. Не понимаю за что, но извиняюсь.
— Моя жена принимает извинения, — сухо отозвался Матис. — Они не слишком учтивые, но мы их принимаем.
— Офицер говорит, — тактично вставил мистер Куветли, — что Мессину мы не увидим: темно будет.
Однако неуклюжая попытка сменить тему оказалась излишней: в эту секунду через дверь, ведущую на прогулочную палубу, вошел Банат.
Несколько мгновений он стоял, глядя на собравшихся: пальто распахнуто, в руке шляпа — как человек, зашедший укрыться от дождя в картинную галерею. От недостатка сна бледное лицо вытянулось, под маленькими, глубоко посаженными глазами залегли круги; толстые губы слегка кривились, будто его мучила мигрень.
Грэхем почувствовал, как сердце учащенно забилось где-то в горле. Перед ним стоял его убийца. Рука, сжимавшая шляпу, — та самая, что сделала выстрелы, оцарапавшие правую ладонь, которую Грэхем протянул сейчас за стаканом виски. Этот человек убивал когда-то всего за пять тысяч франков — не считая издержек.
От лица отхлынула кровь. Грэхем бросил на вошедшего только один быстрый взгляд, но весь его облик успел запечатлеться в уме — от пыльных коричневых туфель до нового галстука, засаленного мягкого воротника и глупого усталого лица. Грэхем отхлебнул виски и увидел, что мистер Куветли улыбается новому попутчику. Остальные смотрели безучастно.
Банат медленно зашагал к бару.
— Добрый вечер, месье, — поздоровался мистер Куветли.
— Добрый вечер. — Слова прозвучали еле слышно, словно любезность мистера Куветли была Банату противна и он с трудом заставил себя ее принять. Подойдя к бару, он что-то шепнул стюарду.
Когда он прошел мимо мадам Матис, та нахмурилась; потом Грэхем тоже уловил сильный аромат розового масла — и вспомнил, как полковник Хаки спрашивал, чем пахло в номере «Адлер палас» после покушения. Вот и разгадка. От этого человека разило духами. На всем, к чему он прикоснется, должен оставаться запах.
— Вы далеко едете, месье? — задал вопрос мистер Куветли.
Банат тяжело посмотрел на него:
— Нет. В Геную.
— Красивый город.
Банат, не ответив, отвернулся и взял выпивку. На Грэхема он ни разу не взглянул.
— По-моему, вы не искренне говорите, что всего лишь утомились, — строго заметила Жозетта. — На вас лица нет.
— Вы утомились? — спросил мистер Куветли по-французски. — Ах, тут я виноват. С древними памятниками так всегда: много приходится ходить пешком.
От Баната он, кажется, отступился как от безнадежного и не стоящего усилий.
— Нет, что вы. Мне понравилась наша прогулка.
— Это все вентиляция, — упрямо повторила мадам Матис.
— В самом деле душновато, — уступил ей муж. Он старательно говорил так, чтобы обращаться ко всем, кроме Хозе. — Хотя чего можно ожидать за такие скромные деньги?
— Скромные?! — воскликнул Хозе. — Ничего себе! По мне, так поездка обошлась недешево. Я не миллионер.
Матис побагровел.
— Есть и более дорогие способы доехать из Стамбула в Геную.
— Всегда для всего есть более дорогие способы, — парировал Хозе.
— Мой муж вечно преувеличивает, — поспешно вмешалась Жозетта.
— Путешествовать в наши дни затратно, — промолвил мистер Куветли. — Но…
Спор продолжился — скучный и бестолковый, поддерживаемый неприязнью между Хозе и Матисом. Грэхем слушал вполуха. Он знал, что рано или поздно Банат поглядит на него, — и хотел поймать этот взгляд. Не то чтоб он надеялся узнать что-нибудь, чего не знал раньше; и все же хотелось увидеть. Грэхем смотрел на Матиса, но краем глаза следил за Банатом. Тот поднес ко рту бокал бренди и сделал глоток; потом, опустив бокал, взглянул на Грэхема. Грэхем откинулся на спинку стула.
— …но сравните удобства, — говорил Матис. — На поезде у вас место в общем купе. Можно поспать — допустим. В Белграде приходится ждать вагонов из Бухареста, в Триесте — вагонов из Будапешта. Посреди ночи — проверки паспортов, днем — кошмарная еда. Шум, пыль, копоть. Не понимаю, как…
Грэхем допил виски. Банат наблюдал за ним — скрытно, как палач наблюдает за человеком, которого должен казнить на следующее утро: мысленно взвешивая его, измеряя шею, прикидывая длину веревки.
— Путешествовать в наши дни затратно, — снова произнес мистер Куветли.
Раздался гонг к ужину. Банат поставил стакан и вышел из салона; за ним последовали Матисы. Грэхем заметил, что Жозетта смотрит на него с любопытством, и поднялся на ноги. Из кухни доносился запах пищи. Итальянка с сыном зашли и сели за стол. При мысли о еде Грэхему стало дурно.
— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — спросила Жозетта по дороге к обеденным столам. — Выглядите не очень.
— Вполне уверен. — Грэхем поискал, что бы добавить, и выложил первое, что пришло на ум: — Мадам Матис права: вентиляция здесь скверная. Может, прогуляемся после ужина?
Жозетта вскинула брови:
— Вот теперь я знаю, что вы и вправду нездоровы! Вы сделались вежливым. Но я согласна составить вам компанию.
Грэхем выдавил улыбку, подошел к столу и обменялся с двумя итальянцами сдержанными приветствиями. Только сев, он заметил, что рядом положили еще один прибор.
Первым побуждением было встать и выйти. То, что Банат на корабле, уже плохо, но есть с ним за одним столом будет просто невыносимо. Однако Грэхем остался за столом. Надо вести себя естественно. Нужно постараться думать о Банате как о месье Мавродопулосе, греческом коммерсанте, которого он раньше не встречал и о котором ничего не слышал. Нужно…
Появился Халлер и сел рядом.
— Добрый вечер, мистер Грэхем. Вам понравилось сегодня в Афинах?
— Да, спасибо. Мистера Куветли город изрядно впечатлил.
— Ах да, конечно. Вы исполняли обязанности гида. Полагаю, устали.
— Если честно, у меня не хватило духу. Я нанял машину, и экскурсоводом был шофер. Мистер Куветли бегло говорит по-гречески, так что все прошло к общему удовольствию.
— Знает греческий язык — и никогда не бывал в Афинах?
— Он родился в Смирне. Кроме этого, мне, к сожалению, ничего выяснить не удалось. Я лично считаю мистера Куветли обычным занудой.
— Очень жаль. Я так надеялся… Впрочем, тут уже ничего не поделаешь. Признаться, я потом жалел, что не отправился с вами. Вы, разумеется, осматривали Парфенон?
— Да.
Халлер сконфуженно улыбнулся:
— Когда доживешь до моих лет, часто вспоминаешь о приближающейся смерти. Сегодня днем я подумал, как бы мне хотелось увидеть Парфенон еще хоть раз. Вряд ли уже выдастся другой случай. Когда-то я часами простаивал в тени пропилеи, глядя на храм и стараясь понять тех, кто его возвел. Я тогда был молод и не знал, насколько тяжело западному человеку проникнуть в полную грез античную душу. Древние греки так далеки от нас. Бога превосходной формы сменил бог превосходящей силы — и как велико расстояние между ними. Идея рока, воплощенная в дорических колоннах, ничего не говорит детям Фауста. Для нас… — Он замолчал. — Извините меня. Я вижу, на корабле новый пассажир. Кажется, он будет сидеть с нами.
Грэхем заставил себя поднять глаза. Банат вошел в салон и стоял, устремив взгляд на столы. Стюард с тарелками супа, появившись у него за спиной, указал на место возле итальянки; Банат приблизился, огляделся и сел. Слабо улыбнувшись, он кивнул собравшимся.
— Мавродопулос, — представился он. — Je parle français un pétit peu.[41]
Он чуть шепелявил; голос был хриплым и бесстрастным. Над столом поплыл запах розового масла.