А потом он стал целовать меня, и все время, пока он целовал меня, я думала о том мужчине на вечеринке в Кройдоне[12]. Он все время повторял: «Ты не умеешь целоваться. Я покажу тебе, как это делается. Вот как ты делаешь, а надо вот так».
У меня закружилась голова. Резко отвернувшись, я встала.
Позади дивана была дверь, но сначала я ее не видела, потому что ее скрывала портьера. Я повернула ручку.
— Ох, — сказала я, — здесь спальня, — мой голос внезапно стал высоким.
— Действительно, — сказал он.
Он засмеялся. Я тоже засмеялась, потому что почувствовала, что нужно сделать именно это. Ну вот, ты сейчас сможешь узнать, как это бывает, почему бы и нет?
Мои руки беспомощно упали вниз. Он снова поцеловал меня, его рот был настойчив. Я уловила запах вина и почувствовала ненависть к нему.
— Послушайте, отпустите меня, — сказала я.
Он пробормотал что-то, я не расслышала.
— Думаете, что я вчера родилась? — я говорила как можно громче и старалась оттолкнуть его. Пальцы упирались в твердые края его воротничка.
— Черт, прекратите, прекратите же, пустите меня или я сейчас подниму такой шум!
Но как только он отпустил меня, вся ненависть к нему прошла.
— Простите, — проговорил он, — это так глупо с моей стороны.
Он смотрел на меня узкой полоской прищуренных глаз, будто тоже ненавидел меня. Потом отвернулся и взял в руки бокал.
На столе алели гвоздики и, колеблясь, лежали неровные блики огня. Я подумала: «Если бы можно было все прокрутить назад и начать сначала, и чтобы все случилось по-другому».
Я взяла пальто и шляпу и ушла в спальню, захлопнув за собой дверь.
Камин горел, но в комнате было холодно. Я подошла к зеркалу и, включив над ним лампу, уперлась взглядом в свое отражение. Мне показалось, что я смотрю на кого-то другого. Я долго вглядывалась в свое лицо, прислушиваясь к звукам за дверью. Но из соседней комнаты не доносилось ни шороха. Стояла полная тишина. Я слышала только легкий шум, какой бывает, когда подносишь к уху раковину, — словно что-то проносится мимо.
В этой комнате лампы тоже были задрапированы красным, и создавалось ощущение тайны, будто я затаилась здесь, будто мы играли в прятки.
Я села на кровать и прислушалась, потом прилегла. Кровать была мягкая, а подушка — холодная как лед.
Скоро он войдет и снова поцелует меня, но по-другому. Он будет другим, и поэтому я тоже буду другой. Все будет по-другому. Я подумала: «Все будет иначе, не так, по-другому. Должно быть по-другому».
Я долго лежала, прислушиваясь. Огонь казался нарисованным, от него не шло тепла. Когда я дотронулась рукой до своего лица, оно горело, а рука была ледяной. Я начала дрожать. Я встала и вернулась в соседнюю комнату.
— Привет, — сказал он. — Я думал, вы пошли спать. — Он улыбнулся холодно и невозмутимо, — подбодритесь, не надо быть такой грустной. Что с вами? Выпейте еще немного.
— Нет, спасибо, — сказала я, — мне ничего не хочется.
У меня ныло в груди.
Мы стояли, глядя друг на друга. Он сказал:
— Одевайтесь, я провожу вас, — и подал мне пальто.
Я просунула руки в рукава и натянула шляпу.
Мы спустились по лестнице.
Я думала:
«Девицы умрут от смеха, если я расскажу им про все это. Просто умрут».
Мы вышли на улицу, и на углу он остановил такси.
— Джадд-стрит, не так ли?
Я села в машину. Он протянул деньги шоферу.
— Доброй ночи, — он притронулся к шляпе.
— До свиданья, — сказала я.
Вернулась я рано, — еще не было двенадцати. У меня была маленькая комната на втором этаже. Я платила за нее два шиллинга в неделю.
Раздевшись, я легла, но никак не могла согреться. В комнате было холодно и одновременно душно. Как будто я лежала в тесной и темной коробке. Кто-то, проходя мимо по улице, громко распевал:
и повторял это снова и снова.
Я подумала:
«Ну и песня! Идиотская какая-то. Мелодия — просто жуткая. И слова не лучше». Но слова песенки снова и снова вертелись у меня в голове.
Я вспомнила о своих нарядах и едва не расплакалась.
С одеждой всегда одно несчастье. Постоянно нужно быть хорошо одетой, просто до зарезу. Над плохо одетыми девушками все смеются. И эти вечные разговоры. «Как она прекрасно одета…» Как будто и так не понятно, что ты сама только и мечтаешь о том, как выглядеть получше и раздобыть модное платье. Хочешь этого как сумасшедшая. И эта болтовня и насмешки, треп и насмешки, постоянные насмешки. И витрины магазинов презрительно смеются тебе в лицо. Ты смотришь на себя в зеркало и видишь, как некрасиво помялась сзади юбка. Ты вспоминаешь про свое дешевое белье. Смотришь на это убожество и думаешь: «Клянусь, я сделаю все, чтобы иметь красивые вещи. Все, что угодно, лишь бы их иметь».