Этель сказала:
— Вы видели ту девушку — ту, которая играла роль трехпалой Кейт? Обратили внимание на ее волосы? То есть, я имею в виду, какая у нее была завивка на затылке?
В голове крутилось: «Мне уже девятнадцать. Нужно думать о том, как заработать на жизнь, как заработать, как заработать».
— Вы знаете, ведь та актриса, которая исполняла роль трехпалой Кейт, — она иностранка, — сказала Этель. — Моя знакомая, которая играла в массовке, мне об этом рассказывала. Неужели они не могли найти на эту роль английскую актрису?
— Неужели не могли? — повторила я.
— Представляете? Разве на эту роль не нашлось бы английской девушки? Это потому, что у нее такие гнусные вкрадчивые манеры, какие бывают у иностранок. Она приколола рыжие локоны к волосам, как будто так и надо. А ее собственные волосы короткие и черные, вы заметили? Она просто взяла и прицепила сверху рыжие локоны. Англичанка ни за что бы такого не сделала. Все смеялись над ней за спиной, мне сказала моя приятельница.
— Я не заметила, — сказала я, — она мне показалась очень хорошенькой.
— Все дело в том, что рыжие волосы на пленке тоже кажутся черными, понимаете? Но все равно, над ней все смеялись за спиной. Нет, английская девушка никогда бы не стала делать такого. Английская девушка уважает себя и никогда не допустит, чтобы кто-то над ней смеялся.
Остановившись перед дверью своей комнаты, она предложила:
— Не зайдете ко мне?
Ее комната была точно такой, как моя, только обои были зелеными, а не коричневыми.
Она подбросила уголь в камин, села и задрала юбку. У нее действительно были очень короткие, толстые ноги.
Она сказала.
— Послушай, детка, что с тобой? Ты попала в беду? Может, ты беременна? Можешь смело мне довериться, попробую тебе помочь. У тебя будет ребенок?
— Нет, — ответила я, — ничего подобного. Какой еще ребенок!
— Тогда что же случилось? — спросила Этель. — Почему ты все время такая грустная?
— Я не грустная, — сказала я, — все нормально, только очень хочется выпить.
Этель сказала:
— Ну, если это все, что тебе нужно…
Она подошла к буфету, вынула бутылку джина и наполнила два бокала. Я не дотронулась до своего, потому что от запаха джина меня всегда тошнит и глаза начинают вылезать из орбит и поворачиваться со скрипом, как колеса. Кто это сказал: «О Боже, сделай так, чтобы я прозрел»? Я бы сказала: «О Боже, сделай так, чтобы я ослепла».
— Ненавижу мужчин, — сказала Этель, — мужчины — мерзавцы, так я считаю. Но в принципе мне до них вообще нет дела. С какой стати? Я сама могу заработать себе на жизнь. Я массажистка. Делаю шведский массаж. Имей в виду, когда я говорю, что я массажистка, то это не значит, что я такая, как эти грязные иностранки. Кстати, тебя иностранцы не бесят?
— Честно говоря, не бесят, — сказала я. — Но я не особенно их знаю.
— Как, — сказала Этель, глядя на меня с подозрением, — неужели они тебе не противны?
Она сделала еще глоток.
— Ну, конечно, я знаю, некоторые девушки их любят. Я знала одну такую, сходила с ума по итальянцу и постоянно им восхищалась. Она говорила, что он позволяет ей ощутить собственную значимость, когда они занимаются любовью. Представляешь! Можно просто помереть со смеху. Твой друг — иностранец?
— О нет, — ответила я, — нет.
— Знаешь, — сказала Этель, — не стоит делать такое лицо, как будто ты — богом забытая старушка.
— Моди тоже так говорит, — вспомнила я, — это моя приятельница по шоу.
— Понятно, — сказала Этель. — Ты играешь на сцене?
— Это было уже давно.
Она сказала:
— У тебя шикарная шуба.
Она потрогала мех. Ее маленькие ручки с короткими толстыми пальцами ощупывали его…
Он тогда сказал: «Теперь, может быть, ты не будешь так дрожать…»
— Если отнести эту шубку к Аттенборо, там дадут за нее не меньше двадцати пяти фунтов, точно тебе говорю. Ну, может быть, не двадцать пять, но двадцать фунтов точно дадут, не меньше, потому что она того стоит.
Она начала хихикать и подмигивать.
— Все-таки на свете полно глупых людей, — сказала она. — Не могу понять, почему ты снимаешь комнату в Кэмден-Таун[37], раз у тебя такие наряды.
Я выпила джина, и мне все сразу стало казаться безумно смешным.
— Ну хорошо, но зачем тогда вы здесь, если здесь так ужасно?
— Я могу жить и в другом месте, — она надменно вздернула подбородок, — у меня есть квартира. На Бёрд-стрит[38]. Между прочим, совсем рядом с Оксфорд-стрит, позади «Селфриджез». А здесь я только потому, что там сейчас ремонт.