4
Джо расплатился, все вышли из такси. Лори взяла меня за руку, и мы поднялись по ступенькам к дверям отеля. Оттуда доносился запах еды, на пыльном половике черными буквами было написано «РИЦ-ПЛАЗА».
Появился толстяк Джо заговорил с ним по-немецки.
Повернувшись к нам, Джо сказал:
— Он не может дать нам одну комнату, так что я заказал две.
— Сюда, пожалуйста, — сказал толстяк.
Мы поднялись за ним по лестнице в большую спальню. На стенах были коричневые обои. Толстяк чиркнул спичкой и зажег дрова в камине.
Каминная доска была очень высокой и покрашена в черный цвет. Там стояли две огромных вазы из темно-синего стекла и часы, которые показывали четверть четвертого.
— Боже, — сказал Джо, — это место навевает мрачные мысли.
— Похоронные, — сказала Лори, — надеюсь, все изменится, когда разгорится огонь.
— Какое богатое воображение у этой девушки, — сказал Джо.
Толстяк все еще не ушел, стоял и улыбался.
— Что будешь пить, Лори? — спросил Джо.
— Виски с содовой, — сказала Лори, — теперь я буду пить только виски с содой.
— Тогда закажем бутылку «Блэк энд Уайт», — сказал Джо, — и бутылку содовой.
Толстяк вышел.
— Здесь довольно голо, — сказал Джо, — но ведь мы едем сюда, в столицу мира, не за всякими рюшечками.
Он стал говорить о лондонских парикмахерских. Он сказал, что они неуютные, слишком все чопорно.
Постучавшись, вошел толстяк и поставил на стол бутылки с виски и содовую.
— Ну-ну, продолжай, сказала Лори, — Лондон не так уж плох. В нем есть мрачное очарование, как говорил один мой знакомый.
— Насчет мрака он прав, — сказал Джо.
Лори стала напевать «Лунный залив»[44]:
Я сказала:
— Я тоже выпью. Почему вы мне не предлагаете?
Я выпила полбокала и почувствовала, что начинает кружиться голова.
— Мне надо прилечь, — сказала я. — Голова очень кружится.
Я подошла к кровати и легла. Пока я не закрыла глаза, все было не так плохо.
— Платье сними. Помнешь, — сказала Лори.
— Платье жалко, — сказала я.
Платье было розового цвета, с серебряными блестками.
Она подошла к кровати и помогла мне снять его. Она показалась мне очень высокой, а ее лицо было огромным. Я могла рассмотреть все морщинки, замазанные пудрой, и полустертую помаду на губах. Лицо клоуна, меня начал душить смех. Она была хорошенькой, но пальцы у нее короткие и толстые, с широкими плоскими ярко накрашенными ногтями.
Закурив сигарету и скрестив ноги, Джо наблюдал за нами. Точно зритель в партере, ждущий, когда откроется занавес. Когда представление закончится, он начнет хлопать или свистеть.
— Меня ужасно тошнит, — еле ворочая языком, проговорила я, — мне надо немного полежать.
— Болей на здоровье, — сказала Лори, — не стесняйся.
— Только минутку, — проговорила я.
Мне стало холодно. Я натянула стеганое одеяло и закрыла глаза. Кровать поплыла куда-то вниз. Я открыла глаза.
Они сидели у камина и смеялись. Их темные тени на стене тоже смялись.
— Сколько ей лет? — спросил Джо.
— Она еще ребенок, — сказала Лори. И, кашлянув, добавила: — Ей нет семнадцати.
— Неужели? — сказал Джо.
— Ну хорошо, ей девятнадцать и ни днем больше, — сказала Лори, — ни одной самой крошечной морщинки. Тебе она нравится?
— Она милашка, — сказал Джо, — но мне понравилась та, черненькая.
— Кто? Рене? — сказала Лори. — Понятия не имею, что с ней. Я ее не видела с того вечера.
Джо подошел к постели, взял мою руку и погладил ее.
Я сказала:
— Я знаю, что вы скажете. Вы скажете, что она холодная и влажная. Это все потому, что я родилась в Вест-Индии, у меня всегда такие руки.
— Неужели в Вест-Индии? — сказал Джо. Он сел на кровать. — Как же, как же, Тринидад, Куба, Ямайка — я провел там много лет, — он подмигнул Лори.
— Нет, — сказала я, — у нас маленький остров.
— Но я знаю маленькие тоже, — сказал Джо, — меня интересуют всякие — маленькие, большие, весь набор.
— Да что вы, — сказала я, садясь на постели.
— Ну конечно, — сказал Джо и снова подмигнул Лори. — Я, кстати, знал твоего отца — мы были приятели. Старик Тэффи Морган. Он был хорошим парнем, мы с ним не раз пропускали по стаканчику.
— Вы все врете, — сказала я, — вы не знаете моего отца. Моя настоящая фамилия совсем не Морган. Я никогда не скажу вам моей настоящей фамилии, и родилась я в Манчестере и никогда ничего не расскажу вам о себе. Все, что я рассказывала вам, ложь, так что не болтайте.
44
«Лунный залив» — одна из популярнейших песен XX в. слова Эдварда Мэддена, музыка Перси Вайнриха. Впервые прозвучала в 1912 г. в исполнении «Америкен Куортет» и Долли Коннолли. В 1951 г. вошла в репертуар знаменитого джазового певца Бинга Кросби и его сына Гэри.