— Мне надо сначала с ней увидеться. Ее зовут миссис Робинсон. Сначала мне надо с ней встретиться и все выяснить.
— Очень хорошо, — он снова кашлянул, — ты тогда сообщи мне. Когда будешь писать, — пиши мне, а не Уолтеру. Он еще некоторое время пробудет за границей.
— Спасибо тебе большое, — сказала я, — ты жутко добр.
Он взглянул на фотографию Лори на камине.
— Это твоя подруга? — поинтересовался он. — В жизни она такая же хорошенькая, как на фотографии?
— Да, — сказала я, — еще лучше.
— Уверен, что я ее где-то видел.
— Может быть, — сказала я, — у нее много друзей.
— Она очень хорошенькая. Но грубовата, немного грубовата, — он как будто говорил сам с собой, — они все становятся такими. Такая жалость.
Он помолчал.
— Да, кстати, — вновь заговорил он, — еще один вопрос. Если у тебя сохранились какие-нибудь письма от Уолтера, я вынужден попросить у тебя их. Мне очень жаль, — продолжал он, — но я настаиваю на этом.
Я пошла и взяла письма. Я не стала их смотреть. Сверху лежала открытка: «Жди меня в такси на углу Хай-Хилл и Дувр-стрит сегодня в одиннадцать вечера. Застенчивая Анна, я люблю тебя. Всегда твой, Уолтер».
— Здесь всё? — спросил Винсент.
— Это все, что я сохранила, — ответила я, — обычно я не храню письма. Да, вот еще одно, которое он прислал из Парижа с сообщением о том, что ты придешь ко мне, — возьми его тоже.
Я вынула письмо из сумочки и протянула ему.
— Ты очень милая девушка, действительно милая. А теперь послушай, не надо забивать себе голову всякими мыслями. Ты просто должна понять, что все постепенно изменится… И все будет в порядке. Ты уверена, что здесь все письма?
— Я ведь уже сказала тебе.
— Да, конечно, он неестественно рассмеялся. — Ну что ж, я тебе верю.
— Я рада. Куда ты поедешь отсюда?
— Кто, я? А что?
— Мне просто хочется знать. Не могу представить себе, что ты будешь делать, когда выйдешь отсюда.
— Я собираюсь за город, — сказал он, — до вторника, если все будет в порядке.
— Что ты будешь там делать?
— Ну, буду играть в гольф и дышать воздухом.
— Как мило, — сказала я. — Как поживает Жермен?
— О, замечательно. Она вернулась в Париж. Ей не нравится в Лондоне.
— За городом, должно быть, хорошо.
— Да, — согласился он, — там свежий воздух.
— Ты писал мне об этом, — напомнила я, — в своем письме.
— В каком письме? Ах, да, да, припоминаю.
— Только не проси меня его отдать, — сказала я, — я его выбросила.
— Послушай, не надо унывать, — сказал он, — все в конце концов уладится. Я не вижу оснований для беспокойства.
Когда вернулась Лори, я плакала. Она сказала:
— Господи, ну что ты ревешь? Какой в этом смысл? Ты обо всем договорилась?
— Да, — ответила я.
— Тогда о чем же плакать?
С ней пришел д'Адгемар. Он сказал: «T'en fais pas, mon petit. C'est une vaste blague»[55].
7
Спальня в квартире миссис Робинсон была очень чистенькой, на столе в вазе стояла мимоза.
Она вошла с улыбкой. Она была швейцарка — французская швейцарка.
Улыбнувшись ей, я сказала:
— Elle sont jolies, ces bleurs[56].
Я хотела показать ей, что знаю французский, хотела ей понравиться.
Она сказала:
— Vous trouves? On me les a donnes. Mais moi, j'ai horreur des fleurs dans la maison, surtout de ces fleursla[57].
Она была высокой, полной и довольно красивой и вся так и светилась здоровьем. На ней было красное облегающее платье, несколько безвкусное, если принять во внимание ее полноту. Я подумала: «Она не очень-то похожа на француженку». Я подала ей небольшой холщовый мешочек с деньгами. Я и не подозревала, что золото такое тяжелое.
Она улыбнулась, кивнула и, жестикулируя, стала говорить мне о том, что я должна делать после. Это было единственное, чем она походила на француженку, — привычка жестикулировать.
Она налила мне немного бренди.
— А я думала, дают ром.
— Comment?[58]
Я выпила его очень быстро, но совсем не опьянела. И мысленно твердила: «Она ужасно опытная. Лори говорит, что она страшно опытная».
Она вышла, и я закрыла глаза. Я не хотела видеть, что она будет делать. Почувствовав, что она стоит рядом, я проговорила:
— Если я не смогу терпеть и попрошу вас остановиться, вы сделаете это?
Она сказала таким тоном, как будто разговаривала с ребенком:
— Да, да, конечно, конечно.
…Земля уходила у меня из-под ног. Очень медленно. Так медленно…
— Хватит, — взмолилась я, — прекратите.