Джимми забрался с ногами на стул у большого старинного стола Эдварда, Уго стоял рядом. Оба были без пиджаков, темные головы обоих низко склонились над картой, разложенной на столешнице. Джимми, подперев щеку рукой, рассказывал Уго о далекой Венеции так, словно прожил там всю жизнь.
Он уверенно водил пальцем по карте, но Уго не следил за пальцем. Он смотрел на сына. Свет настольной лампы освещал оба лица: детское – нежное и серьезное, и твердое мужское, на котором была написана любовь.
– Эдвард рассказывал, что у тебя целый дворец – самый большой в городе. Это правда?
– Он принадлежит моему отцу, – кивнул Уго. – Палаццо Ферри. Там… мы живем.
– Да. – Мальчик отвел взгляд, и на его лице появилось беспокойство. – Эдвард говорил, что твой папа болеет. Ему стало лучше? Ты поэтому и приехал ко мне?
– Я приехал… да. – Уго помедлил, затем добавил: – Ему сейчас немного лучше.
– Это хорошо. – Джимми кивнул. – Эдвард тоже долго болел, перед тем как… А теперь посмотрим фотографии?
– Может быть, сначала ты поужинаешь? – вставила Сэнди, стараясь справиться с душащими ее слезами.
Оба повернули головы, оба распрямились. Один улыбнулся ей, другой – нет.
– Я рассказывал папе о Венеции, – сообщил Джимми.
– Вот и хорошо. – Сэнди попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось. – Уже довольно поздно. Может быть, умоешься и переоденешься? Сегодня на ужин твое любимое.
– Креветки? О, здорово! – В одно мгновение Джимми снова превратился в маленького мальчика и с радостной улыбкой спрыгнул со стула на ковер. Он подбежал к Сэнди… и остановился. Улыбка сползла с его лица, когда он повернулся к Уго и осторожно спросил: – Ты ведь не уйдешь, пока я наверху, правда?
– Нет, не уйду, – пообещал ему Уго.
– Здорово! – воскликнул Джимми и широко улыбнулся. – Здорово! – повторил он и выбежал из кабинета, оставив двух взрослых в состоянии, которого ему не понять, проживи он хоть тысячу лет.
Как только они остались одни, Уго повернулся к ней спиной и снова уставился на карту.
– Я никогда не прошу тебе этого, – хрипло выдавил он.
– Что ты мне не простишь? – Сэнди приняла вызов с высоко поднятой головой.
– Этого! – Он взмахнул рукой над разложенной каргой. – Мой сын знает о Венеции больше, чем я! И все это он узнал от другого человека!
– Эдвард…
– Да, Эдвард! – сквозь зубы процедил Уго, затем повел широкими плечами, словно пытаясь сбросить то, что давило на них. – Думаю, пришло время рассказать мне об Эдварде Медфорде, – натянуто произнес он.
В его голосе звучала горечь, и… Да, поняла Сэнди, он испытывает жгучую ревность к той любви и привязанности, которые внушал Джимми Эдвард.
7
Уго не мог разобраться в своих чувствах. Он глотал ртом воздух в попытке успокоиться, но это было невозможно. Последний час стал для него адом и раем одновременно. Никогда он не испытывал подобного притяжения к другому человеческому существу, но единственным, о ком говорило с ним это существо, был Эдвард Медфорд.
Он повернулся и свирепо уставился на Сэнди. Она стояла на пороге, с настороженным и упрямым видом, и было очевидно, что ей совсем не хочется говорить с ним об этом.
– Пожалуйста, – произнес он почти с мольбой.
Быстрым движением Сэнди захлопнула за собой дверь. Немного помедлила, продолжая сжимать дверную ручку, затем распрямила плечи.
– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Что ты хочешь узнать?
Уго стиснул зубы при виде воинственного выражения на ее лице. Проклятье, он имеет право знать!
– Кем именно был для тебя Эдвард Медфорд?
– Если ты читал мои бумаги, то должен это знать, – ответила Сэнди. – Он был кузеном моего деда по материнской линии и занимался добычей бриллиантов в Южной Африке. Он путешествовал по всему миру, а состарившись, вернулся в Нью-Йорк.
– И ты его единственная наследница, – сказал Уго так, словно это имело какое-то отношение к делу.
– Я не знала этого до самой его смерти, – пояснила Сэнди. – Я даже не знала о существовании Эдварда до дня своего совершеннолетия, когда получила письмо из фирмы Саймона, в котором сообщалось, что я наследница Эдварда и он хочет познакомиться со мной. Я согласилась и, придя сюда, впервые увидела этого сварливого старого чудака. – Легкая усмешка смягчила ее непримиримо поджатые губы. – И мы сразу же повздорили…
– По какому поводу?
– Еще с тех пор как умерли мои родители, Эдвард знал, что оставит свое состояние мне, Он также знал, что меня отправили жить к другим странноватым родственникам. Но поскольку не хотел, чтобы непредсказуемый ребенок нарушил его размеренную жизнь, то предпочел игнорировать мое существование, до тех пор пока я не стану… достаточно взрослой, чтобы быть рассудительной, как он выразился. – Теперь усмешка Сэнди стала горькой. – Однако он получил не то, на что рассчитывал. Вместо рассудительной особы перед ним стояла злюка, к тому же на последних месяцах беременности, и поблизости не было ни одного мужчины, способного придать ей респектабельности.
Уго вздрогнул, но, тем не менее, спокойно заметил:
– Я умею совершать в уме несложные арифметические действия.
– Эдвард наградил меня несколькими неприятными эпитетами, о которых ты также можешь догадаться, – парировала она его укол. – Я сделала то же в ответ и повернулась, чтобы уйти. Старик бросился меня останавливать, споткнулся о свою трость и упал бы, если бы я не подхватила его. Ощущение было такое… такое, словно я держу в руках птичку. В нем были только кожа да кости, – вспоминала Сэнди, не замечая, как застыл Уго, которому было знакомо это ощущение. – Он попросил меня остаться, – продолжала она. – Он был одинок. А я… я нуждалась в крыше над головой, поэтому и осталась.