Спиритавичюс, оседлав стул, скрестил руки на спинке и, потупясь, слушал. Он уже подбирал едкое словечко, чтобы бросить Бумбелявичюсу, но воздержался: будущий зять все больше нравился ему. Теперь-то он окончательно уверился, что Бумбелявичюс действительно золотой человек, что его задешево не купишь, что он пройдет сквозь огонь и воду и с ним нигде не пропадешь.
Пищикас, обозленный нахальством Бумбелявичюса, не вытерпел:
– Господин Бумбелявичюс славный оратор… Это нам известно еще со времен выборов… Говорить что угодно можно… А вот как будет с вашими подписями, господин Бумбелявичюс? Насколько мне известно, одна из них стоит под заявлением в партию крикдемов, а вторая хранится в сейфах у ляудининков? Каким топором вы их вырубите?
– Я дам вам, господин Пищикас, простой и совершенно определенный ответ… Так же, как третье наше правительство стерло в порошок два первых, так и третье мое заявление ликвидирует те, которые почему-то не дают покоя господину Пищикасу.
– Дети, тихо! – зашикал Спиритавичюс. – Оставьте распри. Делайте, что поручено. Политика – змея, которая всех нас душит. Чтобы в этих стенах о политике больше ни звука! Казна у нас, слава богу, крепкая – на всех хватит. Я за каждого из вас готов положить голову, но помните – того же я требую от вас. Кстати, мне придется нелегко: у меня одна голова, а вас четверо.
Спиритавичюс положил конец междоусобице, велел подать друг другу руки и работать как ни в чем не бывало, потому что любой новый человек, пробравшийся в балансовую инспекцию, может заварить такую кашу, которую не расхлебать потом ни зубастым столичным адвокатам, ни влиятельным знакомым или родичам.
Дела собачьи
На другой день помощник инспектора Уткин явился на работу чрезвычайно взволнованный.
Из кабинета выглянул директор.
– Здравствуйте, ребятки! А это что? Что с господином Уткиным? Что случилось, господин Уткин? – с беспокойством поинтересовался Спиритавичюс.
– Собака… – пробормотал Уткин и снова углубился в свои мысли.
– Вы хотели сказать, господин Уткин, – подойдя поближе, спросил Пискорскис, – что вас укусила собака?
– Бешеная собака, говорите? – встревожился Пищикас.
– Не укусила…
– Так что же могло произойти? Да говорите же!
Оказалось, что события 17 декабря коснулись Уткина с другой стороны: в ночь переворота исчезла его гончая сука Глория. Когда полковник узнал о пропаже, у него совсем опустились руки. То ему мерещилось несчастное создание, его верный друг, ковыляющий на трех ногах, то Глория виделась ему подстреленной и волочащей по земле кишки, то ему казалось, что ее переехали и она лежит посреди улицы. Уткин повсюду расспрашивал о своей суке, не раз сам наведывался в Петрашюнай к собаколовам, гонял писарей туда и сюда, но Глория как в воду канула. Машинистка отстукала ему под копирку целую кипу объявлений: «Нашедшего рыжую борзую суку ждет приличное вознаграждение. Балансовая инспекция». Однако он не спешил вывешивать их рядом с приказами о введении в городе осадного положения, которые, как снег, белели на всех углах. Тем не менее, спустя несколько дней, он вооружил Аугустинаса банкой гуммиарабика и приказал наклеить объявления там, где тот сам найдет нужным.
На другое утро, перед самым рождеством, задолго до рассвета, жители Каунаса устремились к балансовой инспекции с рыжими собаками разной величины и породы. Пришедший на работу Уткин попал в окружение страшной своры. Он подходил то к одному, то к другому животному, то гладил, то пинал ногой, то оглядывал собачью стаю сверху, то опускался на корточки, пристально всматривался в рыжие морды. Но Глории не было. Привлеченные обилием жертв, возле инспекции остановились собаколовы, но, убедившись, что на сей раз все собаки явились в сопровождении хозяев и имеют соответствующие жетоны на ошейниках, проследовали дальше.
Псы носились вокруг балансовой инспекции, визжали, рычали, завывали. Чем дальше, тем их становилось больше, – жители Каунаса, видно, действительно рассчитывали на хорошее вознаграждение. Стоило кому-нибудь увидеть рыжую суку, как он немедленно хватал ее, причесывал, чистил и тащил по адресу, указанному в объявлении. Положение становилось катастрофическим.
Спиритавичюс созвал совет и потребовал от помощников решительных действий.
– Ни то ни се… пищат, визжат, лают и конца-края им не видно. Что тут, господа, собачья свадьба?!
– Да-с… Не ахти как получается, господин директор, – суетился Пискорскис.
– Становится неудобно, господа… – согласился Пищикас. – В министерстве, говорят, уже заинтересовались. Запросили по телефону: слышь, мол, что там у вас с собаками творится?… Я объяснил, что господин Уткин привел суку, вот все кобели и сбежались.
– Чепуха, господин Пищикас. Тут же сплошные суки. А если проверят? Обман!
– Господин директор, – вмешался Бумба-Бумбелявичюс, – необходимо что-то предпринять. Эти суки не подпускают клиентов к канцелярии.
– Вызвать полицию! – предложил кто-то.
– Я сам выйду посмотрю, то да се, – сказал, сунув в карман обрывок газеты, Спиритавичюс, – пора кончать этот балаган.
Тем временем Пискорскис оторвал белую картонную обложку, присел к столу и через несколько минут вывел следующий текст: «Собака объявилась».
Всем понравилась находчивость Пискорскиса. Однако никто не хотел в этом признаваться.
– Господин Пискорскис, – сказал после долгого раздумья Бумба-Бумбелявичюс, – не кажется ли вам, что тут что-то не так? Вот, скажем, объявление вывешено. Приходит человек, который никакого отношения к сукам не имеет. Он подумает только одно – что в нашей балансовой инспекции объявилась какая-то собака… Знаешь ли ты, чем все это пахнет?
Вернувшись в канцелярию, Спиритавичюс прочитал текст Пискорскиса.
– Ну и ну, братец!.. Хочешь меня в гроб вогнать? Объявилась собака. Значит, в моем заведении что-то объявилось?… Ничего, подобного, вранье, ничего не объявилось… У меня все чисто!
«Ишь ты, куда гнет Пискорскис! Ага…» – подумал каждый.
В канцелярии было тихо. Только сквозь двойные окна слышалось, как Аугустинас разгонял со двора собак и бранился с замерзшими владельцами.
– А если, господин директор, написать так: «Просьба больше не поставлять собак инспекции»? – полюбопытствовал Пискорскис.
– Еще хуже! Выходит, что в инспекции и так полно собак! А кто эти собаки? Мы. И начнут все говорить, что в инспекции сидят собаки или что-нибудь вроде этого, – горячился Пищикас.
– Нет, нет и нет! – поднял руку Спиритавичюс. – Я чую, чем все это пахнет. Ревизией пахнет, господа! Господин Пискорскис, пиши: «Собаки, не мешайте работать!»
– Правильно, господин директор, – просиял Уткин. – Мы обратимся непосредственно к собакам, а людей вовсе не будем касаться. Кроме того, такой текст говорит о нашем трудолюбии.
– Господин директор, что вы?! – подскочил Бумба-Бумбелявичюс. – Наши клиенты еще, чего доброго, решат, что мы считаем их собаками! Подумали ли вы, к чему это может привести?
– Вот что ты наделал, господин Уткин, со своей Глорией!.. – покачал головой Спиритавичюс. – Работать невозможно. Всякий сброд окружает мое учреждение! Со всех углов только и слышен писк, визг, а что они со стенами делают? Подойдут и… Придумайте что хотите, только гоните прочь эту свору!