Барроу в своём путешествии говорит, что управление Китайской империи состоит из шести департаментов.
1-й департамент имеет право назначать чиновников на свободные места. В нём присутствуют министры и учёные, которые могут судить о дарованиях кандидатов.
2-й — департамент финансов.
3-й — департамент надзора за старинными обычаями. Ему предоставлено также право сношений и переговоров с иностранными министрами.
4-й — департамент военный.
5-й — департамент юстиции.
5-й — департамент художеств.
Другие присутственные места, учреждённые в провинциях или городах, обращаются в Пекин к тому департаменту, от которого они зависят.
Кроме того, император имеет два совета, один из которых, называемый Сол-лоо, постоянный и состоит из шести министров, а другой — временный и чрезвычайный, состоящий из принцев императорской фамилии. Дела, представленные упомянутыми департаментами императору, решаются или им самим, или сообразно мнению вышеуказанных советов. Для этого в царствование последнего императора в большой дворцовой зале давались аудиенции в четыре или в пять часов утра.
Впрочем, следует признаться, что злоупотребление властью нигде не бывает так велико, как в Китае. Знатные чиновники действуют там по своему произволу и даже часто поступают как тираны с народом, который от тяжёлых наказаний и мучительных пыток приведён в состояние такого страха, что каждый лучше согласится терпеливо снести причинённую ему обиду, чем просить удовлетворения в суде. Нередко бывает, что начальник, увидя у своего подчинённого какую-нибудь понравившуюся ему вещь, берет ее себе. Панкиква уверял меня, что он никогда не носит с собой часов, опасаясь, чтобы наместник или таможенный гопу их не отнял, как это однажды с ним и случилось. Наместник, полюбив его часы, положил их к себе за пазуху, сделав хозяину приветствие наклоном головы и сказав, что он в знак своего благоволения к нему оставляет часы у себя. Китайская учтивость требовала, чтобы Панкиква, став на колени, благодарил своего начальника за такое снисхождение, хотя внутренне и проклинал его. Мне не случалось быть свидетелем наказаний, но я имел рисунки, по которым видно, что китайское правительство считает за безделицу выломать руки, ноги или пальцы, только бы принудить обвиняемого к признанию. Как жестоки пытки, так же мучительны и наказания, которые обыкновенно состоят в удушении и отсечении головы. Первое делается верёвкой, обёрнутой несколько раз около шеи, за концы которой тянут два человека, опершись ногами в того, кого душат. Второе производится саблей и редко кончается двумя или тремя ударами. За важные же преступления отрезывают груди и разрубают тела на части. Словом, в этих случаях виновный подвергается самой бесчеловечной и варварской казни. Из этого можно заключить, как велико просвещение той нации, которая хвалится, что она находилась уже в цветущем состоянии тогда, когда праотцы наши вели еще кочевую жизнь. Чрезвычайное множество бедных также может служить явным доказательством, как плохи китайские законы. Нищета дошла до такой степени, что многие семьи принуждены бежать из провинций и добывать себе насущный хлеб грабежом на море. Целые флотилии морских разбойников разъезжают у самых берегов и нападают даже на приморские города. Перед нашим прибытием около 300 судов подошли к укреплённому местечку, лежащему недалеко от Кантона, и разорили его совершенно.
Самый большой храм стоит на другой стороне реки Тигриса, напротив европейских факторий. С виду он очень похож на монастырь и состоит из нескольких зданий, назначенных для жертвоприношений. Три главных из них находятся посреди длинного двора. Я провёл в храме несколько часов и повсюду нашёл большую чистоту. Жертвенники в зданиях уставлены истуканами, которых иногда по три в средине и по двенадцати с боков, а в других случаях только по одному среднему и несколько боковых. Все истуканы позолочены и покрыты лаком. Средние из них, высотою около полутора сажен [2,7 м], изображены сидящими. Перед ними всегда горят свечи, сделанные из опилок сандального дерева, и каждый молящийся обыкновенно приносит им что-нибудь в жертву. Мои проводники входили в эти обители, почитаемые ими священными, с покрытыми головами и, повидимому, с весьма небольшим благоговением, хотя они всячески старались уверять меня, что, принеся жертву их богам (чиц-чин-джос), можно ожидать всего доброго, а именно, прибыли в торговле и прочего. Один из них, указывая на особо стоящего идола, утверждал, что если я помолюсь ему, то наверно буду иметь благополучное плавание в Россию. Осмотрев всю эту обитель, я защёл также и в её трапезную. Время тогда было обеденное, и все собрались по колоколу к столу. Перед каждым из собратьев была полоскательная чаша сарацинского пшена с зеленью, который ели палочками. Меня уведомили, что каждый вошедший в общество живущих в этом храме, до своего вступления в него, должен отречься от всякого общения с женщинами и от употребления мяса и рыбы. Нарушивший же эту клятву неминуемо подвергается смертной казни. После обеда нам показали то место, где в чрезвычайной чистоте содержится двадцать свиней. Они были подарены храму жителями и, не знаю, по какому случаю пожаловали их в таинственные. Одной из них уже насчитывают около 30 лет отроду. Она так была стара, что насилу могла ходить.
Обители принадлежит большой огород, где родится множество разных кореньев и зелени. В верхней части его находится кладбище, при осмотре которого мне было сказано, что тела здешних жрецов сжигаются, а пепел ссыпается в отверстие, обделанное камнем. Я сам видел место, в котором совершается такой обряд, и нашел там несколько полуобгоревших костей, почему и заключил, что недавно здесь был совершён обряд сожжения тела умершего жреца. При выходе из храма провожатый показал мне отделение, где стояло пять статуй в красной одежде, перед которыми горела свеча. При этом он объяснил, что такие памятники сооружаются монахам этой обители, которые своей благочестивой жизнью и примерным воздержанием вызвали к себе особенное уважение. Осмотрев все заслуживавшее внимания в этом храме и поблагодарив моего проводника небольшим подарком, я возвратился к вечеру в Кантон.
Мне очень хотелось видеть, как живут знатные обитатели Кантона. Наши знакомые доставили мне случай быть в доме у первого кантонского купца Панкиквы. Однажды поутру я отправился с несколькими приятелями на другую сторону реки Тигриса и по каналам доехал до самых ворот дома Панкиквы. Однако же они были отперты только посте доклада хозяину о нашем прибытии. Сперва мы шли по неширокому, устланному камнем переулку, а потом вышли на площадь, где показался фасад дома и круглое большое отверстие в каменной стене, через которое мы прибыли в сад. Едва мы приблизились к первой беседке, как явился сам хозяин в полукафтане и своей мандаринской шляпе с голубым шариком. После первых учтивостей, на которые китайцы слишком щедры, он повёл нас по саду, а между тем велел готовить чай. Новость предметов и совсем отличный от европейского вкус обратили на себя всё моё внимание. Я увидел себя в оранжерее (под этим названием я разумею весь сад), наполненной разными растениями, так как все аллеи, по которым мы проходили, устланы кирпичом до самых деревьев, между которыми на лавках и всякого рода подмостках стояли фарфоровые горшки с цветами и небольшими подрезанными деревьями. Напрасно мои глаза искали лугов. На этом обширном пространстве не было ни листочка травы, а лучшие места, которые у нас представляли бы газоны, были заняты стоячей водой, испускающей неприятный запах. Каменные сооружения в этом саду мне показались лучше всего. Они представляли искусственные утёсы и развалины в уменьшенном виде, которые чрезвычайно походили на природные. Мы заходили в разные беседки, которые были одноэтажными и в передней части открытыми. Все они одинаково убраны. Стулья и столики стоят по сторонам, а напротив входа имеется возвышение, наподобие дивана, которое обыкновенно покрывается тонкими цыновками или тканью. Посредине его стоит небольшой четырёхугольный столик на коротких ножках, на котором пьют чай. В каждом углу беседки висит по одному роговому или разрисованному по белой шелковой ткани фонарю. Первые заслуживают внимания своей величиной. В столовой Панкиквы я видел четыре таких фонаря. Каждый из них был более поларшина [35 см] в поперечнике и как бы вылит из одного куска. Китайцы обладают искусством распаривать и выбивать рог так тонко, как бумажный лист. Однако же это сопряжено с большими расходами. Панкикве так понравилось, наконец, показывать нам всё ему принадлежащее, что он ввёл нас даже в свою спальню по очень узкой лесенке. Его спальню составляет двухэтажная беседка, подобная вышеописанным, с той только разницей, что в ней, вместо дивана, стоит кровать с тонким тюфяком, на котором лежало довольно толстое синее сукно, а сверху цыновка. Заприметив, что на одной стороне кровати было сложено восемь разноцветных одеял, я пожелал узнать их назначение, и мне было сказано, что все они употребляются одно после другого, смотря по холоду. По словам Панкиквы, китайцы не имеют наволок или простынь и в тёплое время спят на цыновках, а в холодное на сукне, раздевшись до рубахи. Нанкинские жители её даже снимают. Обойдя сад вокруг, мы сели за очень хороший завтрак, приготовленный по европейскому обычаю, после которого хозяин повел нас в свой сераль. Пройдя высокие, украшенные гирляндами ворота, мы вступили в галлерею, ведущую к балкону, и из последнего в большую продолговатую залу, поддерживаемую с обеих сторон колоннами. Подле них стояли стулья, покрытые красным сукном, вышитым разными шелками. Стены увешаны китайскими картинами. У стен стояло несколько барабанов, приготовленных для театральных представлений. Китайцы страстные их любители, как и всякого рода игр (Страсть китайцев к так называемым азартным играм так велика, что многие из них проигрывают о карты или в кости не только все имение, но даже своих жён и детей, над которыми они имеют неограниченную власть. Вследствие этой беспредельной власти, каждый отец может умертвить или бросить на улицу своего новорождённого ребенка, если по своей бедности или по прихоти не сочтёт нужным его воспитывать. Таких невинных жертв в китайском государстве бывает каждый год до 20 тысяч. В одном Пекине, по словам Барроу, их хоронят до 9 000 в год. Пекинская полиция, говорит тот же самый путешественник, нарочно содержит таких людей, которые, объезжая ежедневно все улицы и собирая этих несчастных детей, отвозят их за город и зарывают живых и мертвых в приготовленную там яму. Этому варварскому обычаю следуют даже и те китайцы, которые обратились в христианскую веру.). Из зала мы вошли в отделение, где стоял шкаф, а пред ним на столе теплилась свеча. Отворив его, Панкиква показал нам пять дощечек на подставках с китайскими надписями, и сказал нам, что каждая из них означала время смерти его предка (Китайцы верят, что дух умершего человека, жившего добродетельно, может посещать прежнее свое жилище, или то место, в котором потомки совершают поклонение и его честь. Он имеет также власть делать своим потомкам разные благодеяния. Поэтому каждый китаец обязан совершать поминовение по своим покойным родителям и родственникам в посвященном для них месте. В противном случае, по уверению Конфуция, он сам будет лишён права посещать это священное место после своей кончины.). Между тем мне случилось невзначай повернуться назад и увидеть растворенную дверь, из которой на нас смотрели три прекрасно одетые женщины. Но лишь только я взглянул, как это явление вмиг исчезло. Однако же не трудно решить, кто из нас был любопытнее: мы или женщины, так как дверь и после того довольно часто отворялась, а по выходе нашем в галлерею две из них показались почти явно. Одна была уже пожилая, а другая ещё молодая, но лица у обеих от обильной краски и белил походили на картины. Выйдя из сераля, наш хозяин показал нам всё своё хозяйство, скотоводство и разные домашние постройки. Но так как всё это немногим отличается от нашего, то и не заслуживает особенного описания.