Лейтенант Захарьин во время путешествия чувствовал себя все хуже и наутро должен был подвергнуться тяжелой хирургической операции. Эшшольц, которому предстояло ее сделать, сказал, что рассчитывает на мою помощь. Пожалуй, одним из самых серьезных моментов в моей жизни был тот, когда, получив соответствующие наставления и приготовив все необходимое, мы с Эшшольцем подошли к кровати больного и я сказал себе: «Будь тверд и внимателен! Сейчас от твоего хладнокровия зависит человеческая жизнь». Однако перед самым началом операции Эшшольц вдруг увидел, что состояние больного улучшилось. Операция была отложена, лейтенант поправился и вновь смог нести службу.
Хотя давно кончился сезон дождей, который в этой части Бразилии приходится на сентябрь, лило почти каждый день, и в народе такую необычную погоду связывали с прибытием русских. К тому времени весь запас бумаги я израсходовал на то, чтобы сохранить собранные и медленно сохнущие растения. Члены экипажа, перешедшие спать в палатку,— художник, рулевой и матросы — использовали мои пакеты с растениями для устройства ложа и для подушек. Меня об этом не спросили, и напрасными были мои протесты. В одну бурную дождливую ночь палатку опрокинуло, и, разумеется, во время этого бедствия никто и не подумал о том, чтобы перенести пакеты с растениями в сухое место. Таким образом я лишился не только части растений, но и части бумаги — невозместимая потеря, тем более что мой запас был незначителен и к тому же приходилось делиться с Эшшольцем, вовсе не имевшим бумаги.
Крузенштерн, с которым был тогда и Отто Коцебу, 12 лет назад примерно в то же время года и в той же гавани поставил на якорь свои корабли — «Надежду» и «Неву». Его обсерватория располагалась на маленьком острове Атомери, где находится форт Санта-Крус. Тогда в Сан-Мигеле, в 4 или 5 милях от нашей нынешней палатки, жил некий Адольф, уроженец Пруссии. Он оказал сердечное гостеприимство Крузенштерну и его офицерам и поддерживал с ними весьма дружеские отношения. Отто Евстафьевич с любовью вспоминал о своем друге. Он справился о нем и узнал, что Адольф умер, но его вдова жива. Капитан Коцебу решил навестить старую знакомую, и мы отправились в Сан-Мигель. Однако вдова оказалась совсем не та, которую знал Отто Евстафьевич. На этой молодой даме Адольф женился вскоре после смерти первой жены. А теперь в заново отделанном доме жил ее соотечественник и друг. Некогда на стене гостеприимного дома русские офицеры начертали свои имена; теперь того места уже нельзя было найти: стены были перекрашены. Никто уже не помнил о русских, и, казалось, память о скончавшемся лишь в прошлом году Адольфе исчезла так же безвозвратно, как и воспоминания о гостях из России.
Местные жители, с которыми мы заговаривали во время подобных экскурсий, любезно приглашали нас к себе, угощали фруктами, предлагали все, что у них имелось. Когда мы хотели расплатиться за съеденное, нас просто не понимали. Перенаселенность не смогла заглушить естественного чувства гостеприимства.
Работорговлю мы застали здесь в полном расцвете. Администрация Санта-Катарины требовала доставлять на остров ежегодно пять-семь партий негров по сто человек вместо тех, кто умер на плантациях. Португальцы привозили их на кораблях из своих колоний в Конго и Мозамбике. Цена на крепкого взрослого мужчину колебалась от 200 до 300 пиастров. Женщина стоила намного дешевле. Более выгодным считалось как можно быстрее использовать всю силу человека, а затем купить вместо него другого, чем растить рабов здесь, на месте. Эти простые слова, сказанные плантатором из Нового Света, звучат, наверное, непривычно для вашего слуха.
Невыносимо мучительно видеть этих рабов на мельницах, где тяжелыми пестиками они измельчают в деревянных ступах рис{93}, издавая в такт своеобразные стоны. В Европе подобную работу выполняют ветер, вода и пар. Еще во времена Крузенштерна в деревне Сан-Мигель стояла водяная мельница. Рабы, которых держат в домах богатых господ или в более бедных семьях, больше похожи на людей, чем те, чью рабочую силу используют на мельницах. Впрочем, нам нигде не довелось видеть жестокого обращения с ними. Рождественский праздник, повсюду являющийся праздником для детей, здесь отмечается и как праздник чернокожих. Причудливо нарядившись, они ходят группами из дома в дом и за небольшое подаяние играют, поют и танцуют, предаваясь непринужденному веселью. Мыслимо ли, на рождество вас окружает мир зеленых пальм и цветущих апельсиновых деревьев! На открытом воздухе флаги и факелы, песни и танцы, радостные ритмы фанданго...