В последние дни мои товарищи познакомились с местными жителями и готовились отметить праздник вместе с новыми друзьями. А я в этот вечер чувствовал себя таким одиноким!
Люди повсюду находят знакомых. В городе жил портной, родом из моей провинции, из моего родного города Шалон-сюр-Марна. Он слышал мою фамилию и даже заходил ко мне. Непонятно, как случилось, что мы так и не встретились.
Позволю себе сделать еще одно замечание. Название «армансао» обозначает королевские компании, занимающиеся китобойным промыслом. В здешней провинции их четыре. Лов ведется в зимние месяцы перед входом в пролив, в открытых деревянных лодках. В каждой — шесть гребцов, рулевой и гарпунер. Убитых китов вытаскивают на берег и там разделывают. Каждая компания добывает за зиму до сотни китов, и нас уверяли, что это количество можно было бы значительно увеличить, если бы китобоям более аккуратно платили жалованье, которое теперь не выдано за три года. Провинции, расположенные севернее, тоже участвуют в китобойном промысле. Китов можно встретить даже у 12° южн. широты. Вероятно, эти обитающие у берегов Бразилии под жарким солнцем киты — не что иное, как кашалоты (Physeter){94}.
В одном из моих писем из Бразилии в Берлин я писал о своем открытии и, хотя оно не имеет никакого отношения к путешествию, все же упомяну здесь о нем. Мне кажется забавным, что именно французу по рождению понадобилось отправиться в кругосветное путешествие, чтобы оттуда сообщить об этом открытии немцам. Дело в том, что на пути в Бразилию я обнаружил лишнюю стопу в четвертой строке четвертой строфы «Коринфской невесты» Гёте, одного из самых совершенных его стихотворений, жемчужины немецкой и европейской литературы! Вот эта строка: Daß er angekleidet sich aufs Bette legt[4].
Я не встречал ни одного немецкого поэта, критика, который заметил это; я прочитал все комментарии к «Коринфской невесте» — и превозносящие ее до небес, и ругательные, но не нашел там никаких упоминаний об этой лишней стопе. Немцы часто так много говорят о вещах, которые так плохо изучают! Я все еще считаю свое открытие новым.
26 декабря 1815 года мы перенесли на корабль приборы и сели сами. Из-за штормовой погоды мы оставались в гавани и 27-го. Лишь на третий день «Рюрик» вышел в море.
Мы отплыли 28 декабря 1815 года в 5 часов утра при слабом ветре. По выходе из пролива, так же как и 7 декабря, когда мы входили в него, наблюдалось, хотя и менее отчетливо, то же явление: вода кишела микроскопическими водорослями, встречались и маленькие красные рачки. Ночью поднялся ветер, а утром земля уже скрылась из виду.
Суда, которые огибают мыс Горн, обычно следуют в этих широтах юго-юго-западным курсом вдоль американского побережья на удалении 5–6° от него. Они проходят между материком и Фолклендскими (Мальвинскими) островами, не видя суши; течение направлено к островам. Море там неглубокое; лот ложится на серый песок на глубине 60–70 футов. Южнее суда придерживаются более восточного курса, чтобы обогнуть мыс Сан-Хуан, восточную оконечность острова Эстадос, единственный выступ суши, который они могут наблюдать. Двигаясь вдоль побережья, суда рассчитывают на попутные северные ветры; в более южных широтах западные ветры и штормы зачастую прекращаются. Подобно тому как в поясе тропиков постоянно дуют восточные ветры, в этом регионе, где переменные ветры направлены к полюсу, господствуют западные ветры. Борясь с ними, корабли стремятся достичь более высоких широт (до 60°), чтобы оттуда, пройдя меридиан мыса Горн, вновь повернуть на север. Бывает, что после длительной и безуспешной борьбы со штормовыми западными ветрами, потеряв надежду обогнуть мыс Горн, суда решают изменить западный курс на восточный и попадают в Тихий океан, следуя мимо мыса Доброй Надежды.