Прежде чем покинуть этот берег, процитирую несколько строк из письма, которое написал другу{107} на родину из Талькауано. В них запечатлено настроение, владевшее мною в те мимолетные часы:
«Гектор, ты теперь мой отец и любящая мать, а также мой единственный брат.
Ты ведь знаешь, что благодаря тебе Берлин стал для меня и родиной, и тем центром моего мира, откуда я отправился в кругосветное странствие и куда, усталый, я вернусь в свое время, если на то будет воля божья, чтобы отдохнуть рядом с тобой. Добрый мой Эдуард, в плавании живешь так же, как и дома. Очень скучно при шторме, когда человек от долгой качки и тряски не способен ни на что, кроме как спать, играть в дурака (по-немецки — в баранью голову) и рассказывать анекдоты (в коих я оказался более неистощим, чем предполагал). Чувствуешь себя весьма несчастным и подавленным, если сталкиваешься с подлостью; радуешься, когда сияет солнце; полон надежд при виде земли; а на земле вновь горишь желанием ее покинуть. Взгляд неотступно устремлен в будущее, которое, как и настоящее, проносится над головой. К смене картин природы привыкаешь, как привыкаешь к чередованию времен года у себя дома. Полярная звезда зашла, как это когда-нибудь случится и с нами; холод идет с юга, а зенит располагается на севере; под рождество танцуешь в апельсиновой роще. Что же это может означать, как не то, что ваши поэты рассматривают мир через горлышко бутылки, в которую они заключены. И мы это хорошо понимаем. Поистине ваши юг и север, весь наш натурфилософско-поэтический хлам превосходно воспринимается именно там, где в зените стоит Южный Крест. Бывают дни, когда я говорю себе, своему бедному сердцу: ты глупец, что так бездумно слоняешься по свету! Почему ты не сидишь дома и не изучаешь что-либо стоящее? Ты похваляешься, что любишь науку? И это тоже обман, ибо каждую секунду всеми порами я впитываю в себя новые впечатления; и даже если оставить науку в стороне, мое путешествие надолго даст нам пищу для разговоров, когда старые анекдоты уже иссякнут. Прощай».
Здесь начинается, если можно так выразиться, исследовательский этап экспедиции на «Рюрике». Мы отплыли 8 марта 1816 года из бухты Консепсьон и 19 июня прибыли в Авачинскую бухту. За три месяца и одиннадцать дней мы лишь однажды, да и то на короткое время, бросили якорь у острова Пасхи, только дважды — на этом острове и на острове Румянцева [Тикеи] — мы ненадолго ступили на сушу, нам лишь бегло удалось поговорить с жителями островов Пасхи, Пенрин [Тонгарева] и Радак [Ратак], да и видели мы только то, что перечислено выше. В поле зрения не было ни одного европейского парусника; только 18 июня вечером близ побережья Камчатки, при входе в Авачинскую бухту, мы встретили первое судно, напомнившее, что на свете есть и другие подобные нам существа.
На путях, пересекающих этот огромный водный бассейн, движение не столь оживленно, как в Атлантическом океане; здесь не видно берегов, к которым могла бы устремиться мысль мореплавателя; однако Пролетающие морские птицы и другие признаки суши зачастую позволяют ему думать о близости островов, и он не чувствует себя затерянным в безбрежных просторах. Суда, следующие одно за другим, встречаются, как правило, лишь у гаваней Сандвичевых [Гавайских] и других островов, служащих им сборными пунктами. Во время нашего долгого плавания мы избегали торговых путей и, двигаясь по затерянным следам прежних мореплавателей, старались пролить свет на некоторые, вызывающие сомнение положения гидрографии. Этот отрезок нашего путешествия, один из самых важных с точки зрения деяний капитана Коцебу, занимает довольно много места в его путевых записках, и поэтому здесь ему будет посвящено лишь несколько страниц. То, что мне хотелось рассказать о виденных нами островах и с людях, с которыми мы встречались, я сообщил в моих «Наблюдениях и замечаниях» и подробно изложил там, в частности, в разделах «Общий обзор» и «Радак» свои суждения о геогностических особенностях Низменных, или Коралловых, островов [Туамоту], к которым относятся все упоминаемые здесь географические объекты, кроме островов Пасхи и Сала-и-Гомес. Что же касается вопросов навигации и географии, то здесь я должен сослаться на Отто Коцебу, а также на Крузенштерна, в произведениях которого дана критическая оценка открытий экспедиции «Рюрика» в Южных морях.