На другое утро мимо корабля пронесло большой пучок водорослей, а после полудня капитан Фюрно с «Адвенчера» крикнул нам, что видел целое поле плавучих водорослей, а также множество ныряющих буревестников, похожих на тех, что встречаются в английских морях. Не исключая, что это может означать близость земли, мы дрейфовали всю ночь и лишь с рассветом снова подняли паруса и поплыли на восток, сопровождаемые множеством птиц, среди которых были черные буревестники, а также несколько морских ласточек с вилкообразными хвостами; матросы обычно называют их яичными птицами (Egg-bird)[159].
Днем мы находились под 48°36' южной широты. Зная, что где-то на этой широте сделали свои открытия французы, мы после полудня взяли курс на зюйд-зюйд-вест, однако на другой день нас там ожидал такой сильный ветер, что пришлось убрать брамсели и до 8 часов следующего утра, 4-го [февраля], идти только под одним большим нижним парусом. Проплыв в намеченном направлении до полудня и не увидев никакой земли, мы повернули на северо-запад, дабы поискать землю в той стороне. Двигаясь так, мы 6-го достигли 48° южной широты и примерно 60° долготы к востоку от Гринвича; не обнаружив земли и здесь, мы отказались от дальнейших поисков и в соответствии с главной задачей нашего путешествия опять взяли курс на юго-восток. Навстречу нам, с востока, дул довольно сильный ветер, но море при этом оставалось спокойным, поэтому мы решили, что на востоке должна быть земля [160]. Теперь, когда господин Вогонди опубликовал свою карту, она подтвердила наше предположение; судя по ней, 2-го февраля, то есть в день, когда мы дальше всего продвинулись к востоку по широте, где обозначены открытые французами острова, мы находились всего в 2° западнее от них. Хотя саму землю мы не нашли, тем не менее сослужили географии службу, поскольку, обойдя эти места вдоль и поперек, неопровержимо доказали, что французами был открыт всего лишь небольшой остров, а отнюдь не северная оконечность материка, якобы находящегося в этих местах, как думали вначале.
Утром 8-го лег необычайно плотный туман, и мы потеряли из виду своего спутника, «Адвенчер». Поэтому капитан приказал весь этот, а также и следующий день каждые полчаса стрелять из пушки. Однако ответа мы не дождались. Не помогли и сигнальные огни, которые мы жгли в течение обеих ночей.
Все попытки разыскать наших спутников были тщетными, и 10-го утром мы оказались перед лицом печальной необходимости продолжать свой трудный путь на юг в одиночестве. Теперь в этих опасных ледяных широтах мы были лишены единственной до сих пор надежды на то, что если потерпим крушение, нам придет на помощь и спасет нас другой корабль. Все глубоко переживали эту потерю, и редкий из матросов не вглядывался в морскую даль, сетуя на разлуку с «Адвенчером» и на необходимость в одиночестве плыть теперь по этому бескрайнему неизведанному океану, где вид верного спутника вселял в нас наибольшую бодрость и помогал лучше перенести тяготы плавания. Пингвины, маленькие ныряющие буревестники, а главное, разновидность настоящих ныряльщиков вызывали у нас не менее болезненную мысль, что, пока мы тут боремся со льдами и бурями, «Адвенчер», возможно, встретил поблизости землю. И в самом деле, согласно карте Вогонди, мы в то время находились чуть-чуть южнее ее[161].
17-го примерно под 58° южной широты мы набрали много ледяных обломков и наполнили ими питьевые бочки. Все время нас сопровождали разнообразные буревестники и альбатросы, а то и большая северная чайка (Larus catarractes), которую наши люди называли порт-эгмонтской курочкой; мы видели также пингвинов, несколько тюленей и китов. Накануне ночью мы наблюдали красивое явление, появлявшееся и в эту, и в последующие ночи. Оно представляло собой длинные колонны яркого белого света, которые поднимались на востоке от горизонта почти до зенита и постепенно захватывали всю восточную часть неба. Иногда верхний конец их отклонялся в сторону; это во многом напоминало северное сияние нашей части света, однако в отличие от него не имело иного цвета, кроме беловатого, тогда как наши северные сияния обычно бывают окрашены, особенно в огненные и пурпурные цвета. Иногда за светом этого южного сияния (aurora australis), о котором, насколько мне известно, не упоминал до сих пор ни один путешественник, не было видно звезд, а иногда они лишь бледно проглядывали сквозь него. Небо в это время по большей части было ясным, а воздух такой холодный, что термометр обычно показывал точку замерзания.
24-го примерно под 62° южной широты мы опять встретили крепкое ледяное поле, и капитан, к величайшей радости всех нас, окончательно решил дальше на юг не пробиваться. Мы достаточно долго уже находились в море без свежей пищи; время года, когда в этой холодной части света можно делать открытия, почти миновало; погода с каждым днем становилась все более суровой и позволяла нам заранее почувствовать, сколь страшной в этих морях должна быть зима; да и ночи становились гораздо длиннее, а наше плавание из-за этого все более опасным. Поэтому можно понять, как мечтали наши моряки, изнуренные столь долгим плаванием и недостатком здоровой пищи, о местах, где можно было бы отдохнуть и набраться сил, и как рады они были покинуть края, где на это не было никакой надежды. Однако до 17-го числа следующего месяца капитан все еще не спешил исполнить свое намерение; мы продвигались пока на восток между 61° и 58° южной широты. Все это время то и дело дул восточный ветер, приносивший обычно туман и дождь, так что не раз мы могли разбиться о высокий ледяной остров. Эти острова обычно имели странную, разрушенную форму, и вид их бывал довольно живописен. Особенно громаден был один из них с отверстием посредине наподобие грота, причем сквозным, так что через него можно было видеть. Иные напоминали формой храмы, в других воображение могло увидеть что угодно, и это позволяло порой разогнать скуку, которая теперь начинала нас одолевать все сильнее, поскольку каждодневное созерцание морских птиц и морских свиней, тюленей и китов давно потеряло для нас интерес.