Около пяти часов на помощь нам пришел легкий ветер. Тогда освободившиеся шлюпки мы послали к «Адвенчеру», чтобы помочь ему сняться с якоря. Но там, не дожидаясь нас, уже подняли паруса, чтобы, воспользовавшись благоприятным ветром, без промедления следовать за нами.
Всю ночь оба корабля лавировали в разных направлениях. Опасные скалы освещались множеством огней, при свете которых индейцы ловили рыбу. Когда один из офицеров решил пойти спать, он не обнаружил на своей койке покрывала; вероятно, его унесла красавица Марораи, после того как ее столь поспешно покинул любовник; причем ей надо было воспользоваться этой маленькой возможностью особенно искусно и как можно скорее, иначе ее отсутствие на палубе могло быть замечено и показалось бы подозрительным.
На другое утро мы опять приблизились к берегу и пошли вдоль северной стороны меньшего полуострова. Вскоре, как и накануне, нас окружили каноэ, в которых туземцы привезли много всевозможной провизии, за исключением мяса. Они совершенно оглушили нас дружественными восклицаниями. Каноэ нередко переворачивались, но для находившихся там это была невелика беда, так как и мужчины, и женщины были превосходными пловцами и весьма проворно забирались опять в свои лодки. Поняв, что я интересуюсь растениями и другими природными достопримечательностями, они навезли много подобной всячины, но то это были одни только листья без цветов, то, наоборот, цветы без листьев. Тем не менее я узнал обычную разновидность черного паслена и прекрасную эритрину, или коралловый цветок. Таким же образом я получил всевозможные раковины, кораллы, птиц и т. п.
В 11 часов мы бросили якорь в маленькой бухте под названием О-Аитепиеха [Пихаа], расположенной в северной части южного, или малого, полуострова О-Таити, который на местном языке называется Теиаррабу. Теперь народ начал прибывать по-настоящему, каноэ приплывали со всех сторон. Люди так набросились на наши бусы, гвозди, ножи, что нам в обмен удалось получить невероятное количество их материй, циновок, корзин и прочих предметов, а также кокосовых орехов, плодов хлебного дерева, ямса и бананов252]. Торговцы часто поднимались на палубу и, улучив минуту, пробовали украсть какую-нибудь мелочь. Некоторые проявляли такую жадность, что даже перебрасывали купленные нами кокосовые орехи обратно через борт своим товарищам, и те продавали их нашим людям вторично. Чтобы не допускать такого обмана, мы прогнали воров с корабля, проучив их несколькими ударами хлыста, что они снесли терпеливо[253].
Жара в тот день была такая же, как накануне. Термометр показывал 90° [32,2°С] в тени, хотя небо было покрыто облаками, а к полудню опять установилось безветрие. Мы сильно потели от такой жары, но все же она оказалась для нас не столь чувствительной, во всяком случае не столь тягостной, как можно бы подумать. Напротив, мы чувствовали себя несравненно свежее и бодрее, чем ожидалось, особенно после вчерашней изматывающей работы. Благодарить за это следовало близость земли. Плоды хлебного дерева и ямса, привезенные с берега, пришлись нам по вкусу куда более наших заплесневелых сухарей, а бананы и яблоки, называемые здешними жителями э-виэ, составили прекрасный десерт[254]. Единственное, чего мы еще могли бы пожелать к столу, это кур и свиней, которые заменили бы приевшуюся нам солонину.
После обеда оба капитана, а с ними еще несколько человек впервые сошли на берег, чтобы навестить О-Ахеатуа, которого все здешние жители называют своим эри. Корабль в это время был окружен множеством каноэ, с которых торговали плодами, фруктами, а также разнообразными местными изделиями. Даже на палубе кишели индейцы, в том числе и женщины, запросто уступавшие желаниям наших матросов. Некоторым из тех, кто занимался этим делом, не исполнилось еще девяти-десяти лет, у них не было никаких признаков зрелости. Столь ранний разврат, видимо, свидетельствовал об особом сладострастии здешних жителей и не мог не оказать влияния на весь народ[255]. Прежде всего сразу бросалось в глаза, что все, в том числе и эти распутные девушки, были сплошь малорослые. Лишь некоторые были выше среднего роста, остальные ниже среднего, что доказывало обоснованность взглядов графа Бюффона на раннее общение полов (см. его «Естественную историю»). Черты лица у них неправильные, простые, зато глаза красивые, большие и очень живые; непринужденный смех и желание нравиться еще более возмещали недостаток красоты, так что наши матросы были совершенно ими очарованы и самым легкомысленнейшим образом отдавали рубахи и прочую одежду, лишь бы заслужить благосклонность этих новых метресс. Безыскусная простота здешних одеяний, оставлявших неприкрытыми хорошо сложенные груди, красивые плечи и руки, разумеется, тоже играла свою роль, а одного вида этих нимф, которые во всевозможных соблазнительных позах ловко проплывали мимо корабля, не имея вообще других одежд, кроме тех, в коих создала природа, было более чем достаточно, чтобы лишить матросов последних остатков рассудительности, которая помогла бы им справиться со своими страстями.