Когда ночью волны стали доходить до дома Сучжэнь, то она и Зеленая, опасаясь наводнения, тотчас ушли на ближайшие холмы и ждали там утра.
Но когда буря утихла, взошло солнце и вместо цветущего города они увидели мертвую пустыню, — ужас объял их. А Цзинь-шань? Цзинь-шань стоял невредимый, блестя своими стенами и башнями…
Очевидно, без божественной помощи Фахай не мог бы охранить монастырь, и всего могущества Черной Рыбы и подвластных ему духов было недостаточно, чтобы освободить Ханьвэня. Значит — весь этот совершенный ею ужас, вся эта неслыханная человеческая жертва — все напрасно!
Сучжэнь зарыдала.
— Идем, госпожа, — сказала Зеленая, — скроемся в горах: не может быть, чтобы Фахай не стал нам мстить!
И она увлекла Белую Змею к видневшейся на северо-западе гряде гор.
XVIII
И просил Фахай, чтобы над Черной Рыбой не было суда: слишком уж велико и открыто совершено было его преступление.
По приказанию Будды, подземный судья Пань-гуань доложил об этом Чэн-хуану. Последний тотчас сообщил Ди-цзан-вану. Но, ввиду необычности дела, и Ди-цзан-ван не решился окончить дело, а донес самому Тянь-ци40.
— Согласно воле Будды — да будет по просьбе Фахая, — изрек Тянь-ци.
И тотчас драконы Четырех Морей, по приказанию Гуй-вана, бросились за Черной Рыбой. Напрасно Нянь-юй надеялся, что никто не найдет его в пучинах Да-цзяна, никто не одолеет его, могучего властелина величайшей реки: он совсем забыл о драконах.
Увидев их, Нянь-юй понял, что настали его последние минуты: никто не может противиться этим страшным морским духам, которых Владыка духов и людей посылает на землю только в редких случаях, для исполнения своих смертных приговоров.
Драконы схватили Черную Рыбу, который и не думал сопротивляться: вся его гордость и энергия оставили его.
Три дракона подняли его на воздух против Цзинь-шаня, а четвертый отрубил ему голову на глазах стоявшего на башне Фахая.
Голова Нянь-юя упала в реку, а обезглавленное туловище драконы утопили у берегов Счастливых Островов41.
XIX
Воды вернулись в свои русла. Покой и тишина снова воцарились на Цзинь-шане. Но нерадостный ходил Фахай, осматривая сдвинутые с места стены, раздавшиеся своды и треснувшие башни. Да, борьба с Сучжэнь была не так легка, как он думал сначала. Она же, это змеиное отродье, была вне его власти до тех пор, пока не сделается матерью.
И решил Фахай, чтобы обезопасить монастырь, отпустить Ханьвэня.
— Слушай, Ханьвэнь, — сказал монах, — видишь ли ты теперь, какое злобное существо та, которую ты называл своей женой?
Да, Ханьвэнь ясно это видел. И вместе с тем, рядом со злобным оборотнем Белой Змеи, образ милой, прекрасной и любящей Сучжэнь преследовал его…
— И на тебя, — продолжал Фахай, — падает часть этой страшной вины. Ты должен искупить ее!
— Отец мой, — сказал Ханьвэнь трепещущим голосом — он хорошо знал жестокость и непреклонность монаха, — в силах ли буду я загладить свою вину? Научи меня, что я должен делать!
Фахай улыбнулся — он читал в душе Ханьвэня, как в раскрытой книге.
— Не бойся, — продолжал Фахай, — от тебя не потребуется непосильных трудов. Нужны только послушание и добрая воля. Ты вернешься в Хан-чжоу и остаток своей жизни посвятишь служению великому Будде. А Сучжэнь — и она не избегнет наказания за ее преступления. Но — да свершится предрешенное богами: гнев Будды постигнет ее не раньше, как она сделается матерью твоего сына. А теперь иди в Хан-чжоу!
— Учитель, — возразил Ханьвэнь, — но ведь до Хан-чжоу несколько дней пути; как же я дойду туда, когда у меня нет ни лошади, ни денег?
— Не беспокойся, — ответил Фахай, — следуй за мной.
И Фахай повел Ханьвэня в ту часть монастыря, где последний не был еще ни разу. Они прошли огромные сводчатые залы, бесчисленные коридоры и проходы, разделенные массивными дверями. Медные лампы древней формы, в которых горело масло, были изредка разбросаны в нишах стен и едва освещали их путь. Постоянные спуски, повороты и изгибы пути не позволяли Ханьвэню уследить, в какую сторону они идут; сначала ему казалось, что общее направление их пути — на север. Но он знал, что протяжение островка на север — очень незначительно, и почти у самой северной стены монастыря Цзинь-шань оканчивается отвесной скалой. Значит — подземелья вытянуты, по всей вероятности, на восток, в каком направлении островок имеет значительно большее протяжение.
Занятый этими мыслями, он не заметил, как Фахай остановился у большого, мрачного отверстия в стене, и чуть не натолкнулся на него.