— Как исправить?! — воскликнула Сучжэнь. — Разве я могу вернуть жизнь дорогому мужу?!
Зеленая увидела, что горе отняло у Сучжэнь ее ясный ум и обычную находчивость.
— Неужели ты забыла, — сказала Зеленая, — что в горах Кунь-лунь, недалеко от хорошо тебе знакомой обители Древней Матери, находится также дворец «Древнего Старца», в садах которого растет чудесное «Дерево Жизни»?27
Сучжэнь обрадовалась; надежда возвратить жизнь мужу вернула ей обычную энергию. Она быстро приготовилась к путешествию во дворец Шоу-сина, от которого она надеялась получить хотя бы малейшую веточку «Дерева Жизни», — от которой зависит все ее счастье.
Выйдя на крышу дома и вызвав своим веером свежий восточный ветер, она вспрыгнула на быстро несущееся облако и с сердцем, полным тревоги и надежды, помчалась к жилищу Шоу-сина.
XIII
Скоро Белая была у пещеры, через которую только и можно было проникнуть в сад Шоу-сина. Но, к ее несчастью, у самого входа в пещеру стоял на страже вечно бодрствующий Сянь-хао-тун-цзы28 с поднятым мечом, готовый нанести смертельный удар каждому существу, вздумавшему проникнуть в сад.
Сучжэнь не растерялась. Она схватила одну жемчужину из висевшего у нее на шее ожерелья и со страшной силой бросила ее в стража. Жемчужина попала ему в лицо; из носа брызнула кровь.
Хао-тун схватился за лицо и растерялся от неожиданности; Белая воспользовалась этим моментом и хотела проникнуть в сад.
Но Хао-тун-цзы уже ясно видел Белую. Он громко закричал, вызывая Старца:
— Великий Отец! Поганый оборотень хочет пробраться в сад! Вероятно, думает что-нибудь украсть!
Старый Отец, привлеченный страшным криком Хао-туна, появился у входа в пещеру; но он рассмотрел только, как какая-то колдунья огибала покрытую снегом вершину горы.
Старец, обыкновенно такой спокойный и доброжелательный, на этот раз страшно рассердился, увидев окровавленное лицо своего верного стража; схватив свою сеть, избежать которой никто не может, он бросился в погоню.
Могучий бог скоро догнал усталую Змею и накрыл ее огромной сетью. Как рыба в неводе забилась Белая, охваченная предсмертной тоской, когда гневный бог хотел ударить ее о скалы.
И слова — не то ропота, не то молитвы пронеслись в мозгу несчастной:
«Ом мани падме хум! О, Милосердная, где же ты?!»
И в тот же миг около нее появилась Гуань-инь-пу-сы29? которая возвращалась от Си-ван-му; и, как небесная музыка, раздался ее божественный голос:
— Не обижай Белую Змею!
Шоу-син, в сущности, был добрый и доброжелательный бог… Гнев его уже остыл; вдобавок, заступничество самой богини милосердия показывало, что перед ним — не один из простых ничтожных оборотней, которыми переполнены горы и леса, а существо высшего порядка, судьбой которого интересуется сама Гуань-инь-пу-сы.
— Что тебе нужно было у меня, Змея? — спросил Древний Старец.
Белая, видя устремленный на нее сострадательный взгляд великой Гуань-инь, со слезами на глазах откровенно рассказала все, что с ней случилось.
— Ах, несчастная, — воскликнула Гуань-инь, растроганная ее рассказом, — иди скорей за эту гору! На той стороне ты найдешь «Дерево Жизни». Ты сразу его узнаешь по его особенному виду; сломи ветку — но только одну, и возвращайся скорее домой. Она вернет жизнь твоему мужу!
Старец раскрыл сеть. Белая бросилась к указанному Милосердной месту и без труда нашла «Дерево Жизни». Задыхаясь от радости, она сорвала одну ветку; потом, прыгая и перескакивая с одного неба на другое, в восторге, что она может вернуть жизнь Ханьвэню, — помчалась в обратный путь.
Но несчастья преследовали Белую. Не успела она сделать и тысячи ли, как вдруг высоко над собой, на темном небе, она заметила черную точку. То на страшной высоте парил Феникс. Он уже увидел Белую и быстрее стрелы помчался за ней.
Уже слышался свист воздуха, рассекаемого могучими крыльями, — и Белая совсем близко увидела страшную птицу. Она пришла в ужас; голова ее закружилась, она потеряла равновесие — и упала стремглав на землю.
Великий Феникс камнем бросился за ней и открыл уже свой громадный клюв, чтобы проглотить ее…
Но в этот миг их покрыла огромная тень и раздался властный голос:
— Не трогай Белой Змеи; если ты причинишь ей хоть малейший вред, то возбудишь праведный гнев великого Будды. Ей суждено сделаться матерью величайшего ученого, земного воплощения бога литературы!
Так говорил страж верховного Будды, Белый Орел, «Птица с золотыми крыльями»30.
Но разбитая Змея не могла шевелиться. Тогда Белый Орел прошептал заклинание — и силы вернулись к ней. Сам Орел помог Белой взойти на облако.
— Спеши, — сказал он, — чтобы не было поздно!
И Белая помчалась далее к благословенному Хан-чжоу, где вся ее радость, все ее счастье лежали в виде неподвижного трупа.
Вот и ее дом; изнуренная волнениями и обессиленная потерей крови, Белая едва имела силы, чтобы открыть дверь. Зеленая, ни на минуту не спускавшая глаз с окна, радостно встретила ее. Она взяла у Сучжэнь животворящую ветвь, положила в новый чайник и поставила на очаг; а сама, тревожимая одной мыслью, вернулась к Сучжэнь.
— Слушай, госпожа, — сказала Зеленая, — как же ты думаешь устроить свою дальнейшую жизнь? Разве будет тебя любить муж после того, как видел тебя змеей; разве он будет тебе доверять?
Сучжэнь заплакала:
— О да, как я раньше об этом не подумала!
Но не напрасно же Сучжэнь была мудрым духом; через минуту она успокоилась и сказала:
— Ага, я догадалась! Принеси мне сюда из моей комнаты белый платок.
Зеленая не знала, что хочет делать Сучжэнь, но она верила в могущество Белой. Она принесла платок и передала его госпоже.
Белая взяла платок, прошептала несколько магических слов, дунула на платок и бросила его на пол.
И вдруг огромная белая змея с шипением поползла по комнате, ища выхода.
— Убей ее, — приказала Сучжэнь Зеленой, — и брось в саду.
Служанка поняла план своей госпожи. Она исполнила приказание и тотчас вернулась к очагу.
Между тем, в чайнике уже кипела красная, как кровь, вода.
— Готово! — с торжеством воскликнула Зеленая и понесла чайник к Сучжэнь, которая уже хлопотала около трупа мужа.
Женщины осторожно разжали зубы Ханьвэню и сквозь его бледные губы влили немного красного настоя дерева жизни. Тело тотчас стало теплеть; еще несколько капель — сердце забилось, на щеках заиграл румянец, веки дрогнули и глаза открылись.
Ханьвэнь как бы проснулся от глубокого сна и, потягиваясь, расправлял онемевшие члены.
Увидев вокруг себя необычайную обстановку и хлопотавших женщин, — он вдруг сразу все вспомнил.
— Ведьма, черт! — закричал он, смотря со страхом на жену. — Ты, змея, опять приносишь мне горе и страдания! Я теперь видел, кто ты!
Сучжэнь зарыдала, простирая к нему руки. Она была так прекрасна и так трогательно просила выслушать ее, что в сердце Ханьвэня закралось сомнение: что может быть общего между ней, его прекрасной Сучжэнь, и той страшной змеей?
А Сучжэнь, следя за его мыслями, говорила:
— Вы были на гулянье, Зеленая спала, а я вышла на минуту на задний двор. Вдруг я слышу страшный крик — ваш крик. Я бросилась в дом и вижу вас лежащим внизу, у лестницы; а наверху, в моей комнате, слышу крик Зеленой, которая прибежала туда еще раньше меня. Я вбежала наверх и увидела ужасную белую змею, которая во время моего отсутствия заползла, вероятно, из сада. Мы с Зеленой едва ее убили и выбросили в сад, а затем в смертельном страхе бросились к вам, думая, что ядовитая змея вас укусила. Но, осмотрев вас и не найдя нигде раны, мы убедились, что, к счастью, она вас только испугала. И вот теперь, когда нам удалось привести вас в чувство, вы говорите ужасные слова! Неужели ваш ум так потрясен, что вы не можете отделаться от страшного впечатления!
Ханьвэню стало стыдно, что женщины оказались храбрее его и смотрят на него, как на боязливого ребенка. Но все-таки он вышел в сад, чтобы посмотреть, правду ли сказала Сучжэнь.