Выбрать главу

Так говорил страж верховного Будды, Белый Орел, «Птица с золотыми крыльями»30.

Но разбитая Змея не могла шевелиться. Тогда Белый Орел прошептал заклинание — и силы вернулись к ней. Сам Орел помог Белой взойти на облако.

— Спеши, — сказал он, — чтобы не было поздно!

И Белая помчалась далее к благословенному Хан-чжоу, где вся ее радость, все ее счастье лежали в виде неподвижного трупа.

Вот и ее дом; изнуренная волнениями и обессиленная потерей крови, Белая едва имела силы, чтобы открыть дверь. Зеленая, ни на минуту не спускавшая глаз с окна, радостно встретила ее. Она взяла у Сучжэнь животворящую ветвь, положила в новый чайник и поставила на очаг; а сама, тревожимая одной мыслью, вернулась к Сучжэнь.

— Слушай, госпожа, — сказала Зеленая, — как же ты думаешь устроить свою дальнейшую жизнь? Разве будет тебя любить муж после того, как видел тебя змеей; разве он будет тебе доверять?

Сучжэнь заплакала:

— О да, как я раньше об этом не подумала!

Но не напрасно же Сучжэнь была мудрым духом; через минуту она успокоилась и сказала:

— Ага, я догадалась! Принеси мне сюда из моей комнаты белый платок.

Зеленая не знала, что хочет делать Сучжэнь, но она верила в могущество Белой. Она принесла платок и передала его госпоже.

Белая взяла платок, прошептала несколько магических слов, дунула на платок и бросила его на пол.

И вдруг огромная белая змея с шипением поползла по комнате, ища выхода.

— Убей ее, — приказала Сучжэнь Зеленой, — и брось в саду.

Служанка поняла план своей госпожи. Она исполнила приказание и тотчас вернулась к очагу.

Между тем, в чайнике уже кипела красная, как кровь, вода.

— Готово! — с торжеством воскликнула Зеленая и понесла чайник к Сучжэнь, которая уже хлопотала около трупа мужа.

Женщины осторожно разжали зубы Ханьвэню и сквозь его бледные губы влили немного красного настоя дерева жизни. Тело тотчас стало теплеть; еще несколько капель — сердце забилось, на щеках заиграл румянец, веки дрогнули и глаза открылись.

Ханьвэнь как бы проснулся от глубокого сна и, потягиваясь, расправлял онемевшие члены.

Увидев вокруг себя необычайную обстановку и хлопотавших женщин, — он вдруг сразу все вспомнил.

— Ведьма, черт! — закричал он, смотря со страхом на жену. — Ты, змея, опять приносишь мне горе и страдания! Я теперь видел, кто ты!

Сучжэнь зарыдала, простирая к нему руки. Она была так прекрасна и так трогательно просила выслушать ее, что в сердце Ханьвэня закралось сомнение: что может быть общего между ней, его прекрасной Сучжэнь, и той страшной змеей?

А Сучжэнь, следя за его мыслями, говорила:

— Вы были на гулянье, Зеленая спала, а я вышла на минуту на задний двор. Вдруг я слышу страшный крик — ваш крик. Я бросилась в дом и вижу вас лежащим внизу, у лестницы; а наверху, в моей комнате, слышу крик Зеленой, которая прибежала туда еще раньше меня. Я вбежала наверх и увидела ужасную белую змею, которая во время моего отсутствия заползла, вероятно, из сада. Мы с Зеленой едва ее убили и выбросили в сад, а затем в смертельном страхе бросились к вам, думая, что ядовитая змея вас укусила. Но, осмотрев вас и не найдя нигде раны, мы убедились, что, к счастью, она вас только испугала. И вот теперь, когда нам удалось привести вас в чувство, вы говорите ужасные слова! Неужели ваш ум так потрясен, что вы не можете отделаться от страшного впечатления!

Ханьвэню стало стыдно, что женщины оказались храбрее его и смотрят на него, как на боязливого ребенка. Но все-таки он вышел в сад, чтобы посмотреть, правду ли сказала Сучжэнь.

Увидев труп громадной белой змеи, — Ханьвэнь окончательно поверил жене; все сомнения его оставили. К тому же, она была так нежна, так прекрасна…

Ханьвэню стало стыдно своих жестоких слов, и он мысленно дал себе клятву быть в другой раз осмотрительнее.

И семейная жизнь молодой четы потекла длинным, спокойным и глубоким руслом.

XIV

Но — не верь долгому счастью. И чем полнее оно — тем беда ближе; чем безмятежнее — тем горе будет глубже.

Искусство Ханьвэня создало ему громкую славу. Не было врача лучше его. А золото никого так не любит, как евнухов и знаменитых докторов, и течет к ним, как вода в воронку.

Так, например, незадолго перед приключением, едва не стоившим ему жизни, Ханьвэнь был приглашен к одному важному сановнику, у которого уже давно была больна любимая жена. Все другие врачи приговорили ее к смерти, но Ханьвэнь взялся лечить и, к великой радости мужа, она скоро совсем выздоровела. За это чиновник подарил Ханьвэню 5000 лян серебра.

Словом — молодой доктор очень скоро сделался богатым человеком.

Успехи Ханьвэня и его быстрое обогащение возбудили к нему смертельную зависть и злобу со стороны всех остальных докторов в городе, и они всеми силами старались повредить ему. Но это было довольно трудно сделать, потому что Ханьвэнь во всех своих деловых сношениях был честнейшим и аккуратнейшим человеком.

Однажды в клубе врачей случайно сошлись самые заклятые враги Ханьвэня. Естественно, беседа скоро перешла на общего недруга, — и они почти целый день толковали, каким бы способом погубить этого пришельца, как язва свалившегося им на головы.

Наконец, объединенными усилиями был выработан следующий план действий:

— Завтра, — говорили они, — день, в который, по древним обычаям, именитые горожане приносят жертвы духам-покровителям города. Скажем молодому выскочке, что теперь его очередь принести жертву. Он — пришелец, не здешний уроженец, и пришел сюда чуть ли не нищим; а в жертву должна быть принесена какая-нибудь старинная и дорогая вещь, доставшаяся по наследству. Откуда же он возьмет такую вещь? Конечно, он или купит ее — мы тотчас это узнаем и уличим в подлоге, или — откажется принести жертву. В обоих случаях мы обвиним его в оскорблении богов и выгоним из города.

Так и сделали.

Ханьвэню было послано уведомление в самых льстивых выражениях, в котором общество врачей приглашало его, как почетного своего члена, выполнить в этом году старинный обычай и принести богам-покровителям в жертву какую-либо достойную их вещь, доставшуюся ему по наследству.