IV
БЕССМЕРТНЫЕ ТРЕБУЮТ ВОЗВРАЩЕНИЯ ДРАГОЦЕННОСТИ
Можно себе представить, как обрадовались все Бессмертные, когда увидели возвратившихся Дун-биня и Цай-хэ, живых и здоровых! Со всех сторон посыпались поздравления, благие пожелания и расспросы — как это Лань попал в беду, и что с ним произошло?
Цай-хэ плакал от радости и сквозь слезы рассказал подробно, как свет его дощечки привлек внимание наследника Лун-вана, который приказал воинам овладеть ею, как его схватили и держали в темном помещении, даже ни разу не покормив, и как Дун-бинь вызволил его из беды.
— А где же ваша виновница всех бед, нефритовая дощечка? — спросили Ланя.
— Она осталась во дворце Лун-вана, — ответил Цай-хэ.
Бессмертные взволновались.
— Друзья, — обратился ко всем Чжун-ли, — нас впервые постигло несчастье — и несчастье большее, чем кажется с первого взгляда. Не так дорога дощечка сама по себе, как дорого наше знание, тайна нашего магического искусства, заключенная в ней… Благодаря этой дощечке вы — бессмертный гений — были схвачены этим ничтожеством, морской слякотью и, как преступник, как вор или злодей, были посажены в темницу… Друзья! Здесь пострадал не один Цай-хэ; это великий позор для всех нас. С этим срамом мы мириться не должны, и обязаны употребить все наши силы, все знания и все наше магическое искусство, чтобы смыть с себя этот позор!
Когда Цай-хэ услышал эти горячие слова — слезы радости превратились у него в слезы огорчения, а все гении, возбужденные и взволнованные, шумели, возмущались и доказывали друг другу, что эту обиду нельзя оставить без отмщения.
— Как смеют эти морские скоты, — кричал Те-гуай, — владеть магической вещью? Как они решились оскорбить одного из наших братьев? А обидев его — они оскорбили всех нас! Мы смоем это пятно лишь в том случае, если вернем наш нефрит обратно!
— Верно, верно! — закричали все хором.
— Господа, — старался их успокоить Дун-бинь, — не стоит так волноваться: у меня есть маленькая надежда на мою хулу. Я сожгу море до дна, и тогда нетрудно будет получить дощечку обратно.
— Хорошо, — отозвался самый спокойный и рассудительный из гениев — Чжан Го-лао, — мы все полагаемся на вас и надеемся, что вы спасете эту величайшую драгоценность… Идите, друг, еще раз к Лун-вану, но старайтесь, по возможности, закончить дело мирным путем: если он не отдаст нашей собственности добровольно — вы всегда успеете сжечь море. Только одному вам идти не совсем удобно: кто из нас, господа, пойдет с Дун-бинем?
— Я пойду, — неожиданно сказала Хэ Сянь-гу, и со своей большой плоской бамбуковой корзиной в руках подошла к Дун-биню.
— И я, и я хочу идти с вами, — раздались голоса гениев; но Дун-бинь сказал:
— Я полагаю, господа, что нас двоих будет достаточно. Ожидайте нас вскоре с хорошими вестями!
И Дун-бинь вместе с Сянь-гу, провожаемые хорошими пожеланиями, направились обратно к морю.
Придя к морю, Люй приставил ладони ко рту рупором и закричал своим громоподобным голосом:
— Эй, вы, там, во дворце Лун-вана! Вы забыли возвратить нам нефритовую дощечку. Несите-ка ее сюда поскорее!
В это время Е-ча был за оградой дворца и первый услыхал этот крик. Он поспешил во дворец и доложил об этом наследнику. Услышав это, молодой дракон вскочил, раздраженный:
— Как, этот негодяй снова к нам пришел? В первый раз он осмелился жечь море; я, по приказанию отца, уступил ему, выпустил заключенного бездельника, которого и передал ему, а он этим не удовольствовался и теперь снова пришел, требуя возвращения драгоценной дощечки?!.. Ну нет, этому не бывать! Добровольно я ее ни за что на свете не уступлю. Пускай он показывает свое дьявольское искусство — посмотрим, чья на этот раз возьмет!
И он приказал многочисленному войску, и в том числе — десяти могучим морским животным, ракам, крабам и другим, защищенным панцирями, сопровождать себя.
Подойдя к берегу в том месте, где стояли Дун-бинь и Сянь-гу, молодой дракон приказал пяти животным выйти на берег и напасть на врагов слева, а другим пяти — справа; сам же он поднялся над водой прямо против двух Бессмертных и руководил нападением своих воинов, готовый в нужную минуту поддержать их.
Раки, черепахи и другие чудовища с двух сторон нападали на гениев. Дун-бинь храбро защищался, поражая врагов своим мечом то вправо, то влево. Несколько раз нападавшие принуждены были отступить, но громкий голос дракона снова заставлял их переходить в наступление.
Но что могли сделать десять, хотя и могучих, чудовищ против магического меча?.. Скоро весь берег был покрыт лапами, ногами и головами, трепетавшими и истекавшими кровью. Мало кто из морских воинов, израненный, уполз в море — большинство были убиты.
В самый разгар этой схватки Хэ Сянь-гу, не принимавшая до тех пор никакого участия в сражении, бросила вдруг свою корзину в море, и молодой дракон тотчас был пойман корзиной. Он пробовал освободиться, но скоро убедился, что убежать из волшебной корзины невозможно…
Видя поражение своих лучших воинов, молодой дракон крикнул многочисленному войску, бывшему под ним, на морском дне:
— Вперед! Идите все сразу на берег, бросайтесь на Дун-биня и схватите его!
Услышав это, Дун-бинь закричал:
— Ах ты, вредное животное! — и бросил свой меч по направлению к дракону. Меч взвился, поразил Лун Тай-цзы прямо в лоб и вернулся обратно к своему хозяину. Дракон, с разрубленной головой, мертвой массой вывалился из корзины в море. Войско его, пораженное ужасом, не продолжало наступления на двух гениев, а со страхом бросилось назад в море. Но корзина Хэ Сянь-гу захватывала их и привлекала к Дун-биню, который разил их мечом без устали. Так было перебито множество из войска дракона. И только жалкие остатки его армии, после панического бегства, достигли дворца дракона-отца.
Когда дракон-наследник со своими войсками двинулся против Дун-биня — он действовал без разрешения отца. Последний, конечно, знал, куда и зачем его сын повел войско; но он делал вид, что ничего не знает, будучи уверен, что сын его вернется со славой и добычей. Теперь же, узнав от беглецов о печальной участи старшего сына и его войска, Лун-ван был трижды поражен в самое сердце: как государь — вторично потерпел неудачу и потерял лицо; большой отряд его войска был почти полностью уничтожен; и как семьянин — его старший сын был убит… Ярость охватила его.