Они поняли это сразу. Нет, незримый голос не говорил в их головах, и их не обступали видения. Просто неведомо откуда пришло непреклонное понимание: их путешествие закончено, и их цель, — здесь. Потом они поняли, что они, — первые, достигшие Звезды Бесконечности. За всю несчетную бездну сгинувших лет путь к ней никем не был пройден. Никем, кроме них. Анмай познал тоску стольких лет оказавшегося почти вечным ожидания. Уже став абсолютно безнадежным, оно всё же было не напрасным. А затем он понял предложенный им выбор.
Звезда Бесконечности была создана вместе со всеми мирозданиями, — не построена, а именно создана, она возникла как их отражение, затем, чтобы обитатели сотворенного мира смогли его покинуть. Иным способом сделать это было невозможно, и это была единственная их надежда, — сотворивший их мир не смог войти в него, и посмотреть, что же у него получилось. Однако, ему могли об этом рассказать, — для этого он и создал Звезду. Пока хотя бы один из Детей Реальности не вышел наружу, их мир был незрим для Бесконечности, но сделавший это, мог унести его образ в себе… конечно, если бы он смог жить в ней. И даже ему предстояло пройти испытание, — последний, окончательный суд, — и вступить в Бесконечность без малейшей надежды когда-либо вернуться. Из них троих лишь Анмай мог пережить превращение, поэтому Звезда соглашалась пропустить лишь его одного. Остальные могли тоже попробовать, — но без малейшей надежды на успех. Впрочем, не прошедшему испытания ничего не грозило. Он просто возвратится назад, чтобы жить здесь, — уже вечно… почти.
— А как же все эти души? — вслух спросил Айэт.
Он не успел привыкнуть к тому, что говорить здесь уже не нужно. Тем не менее, ему ответили.
Бесплотная сущность, состоящая из квантовых функций, не могла пройти необходимой метаморфозы. Это было следствием ошибки, — их и создали именно затем, чтобы они, окончив свои жизни в этих мирозданиях, выходили Наружу. Но никому не дано предвидеть всё, и тень не могла стать сутью. Из-за ничтожной ошибки в исходных построениях, — ошибки, о которой их создатель не мог даже узнать, — бессчетные сонмы душ были обречены на вечные скитания в мертвой пустоте.
Пожалуй, больше всего Вэру поразило, что сотворивший их мир тоже мог ошибаться. Но именно это окончательно убедило его в невероятной реальности происходящего.
— Ну, вот и всё, — сказал он. — Наша история закончена, и нам пора расставаться, чтобы не встретиться уже никогда и нигде. Остаться я не могу. Иначе окажется, что всё, — все жизни во всех мирах, — всё было напрасным.
Он с испугом смотрел на Хьютай, но она промолчала. Её печальное лицо не отражало больше никаких эмоций.
— Я всегда знала, что я, — самая обыкновенная, — наконец, сказала она. — Мне жаль, что тебе пришлось делать выбор между любовью и существованием, но разве есть выбор между бытием и небытием? Я постараюсь пойти за тобой, даже зная, что это бесполезно, что это может привести меня к смерти. Но если Звезда всё же разлучит нас… — закончить она не смогла.
— Мы не расстанемся, пока сами не захотим этого, Хьютай, но рано или поздно мне всё равно придется идти дальше… и это самое тяжелое в моей жизни, — вновь заговорил Вэру. — Я могу остаться… на время, но наши годы будут отравлены мыслью о неизбежной разлуке. Лучше решить всё сразу. Но даже если мы расстанемся, я буду тебя любить, и это ничто не изменит.
Она бросилась к нему, обняв с такой силой, что Анмай вскрикнул от боли. Он чувствовал, что она просто боится его отпустить.
— Не бойся… успокойся… — говоря это, он отнюдь не пытался высвободится из отчаянно обхвативших его рук.
— Даже если мы расстанемся, ты не останешься одна. Тут есть Айэт. Я знаю, вы любите друг друга. Теперь я понял, зачем он пошел с нами, — чтобы ты не осталась в одиночестве… даже если мне придется оставить тебя.
Хьютай всхлипнула… но не пыталась оправдываться или протестовать. Он тоже обнял её.
— Я не хочу прощаться с тобой, но, рано или поздно, нам пришлось бы расстаться. Лучше расстаться так. Или ты предпочла бы, чтобы нас разлучила смерть?
Хьютай всхлипнула.
— Смерти нет, — тихо сказала она, — но есть вечное расставание. Я не хочу этого, даже зная, что это неизбежно… я всё же попытаюсь остаться с тобой…
— Ничто не разлучит нас, пока мы сами этого не захотим, помнишь?
Хьютай взглянула в его глаза. Ещё никогда она не видела их такими печальными.
— Да, помню, Анми. Ну так что дальше?
Анмай посмотрел на затянутое серебряной дымкой устье шахты.
— Если хочешь, мы можем прямо сейчас… пройти это вместе. Я… мне невыносимо ждать дальше.
— Хорошо, Анми.
Она отстранилась от него, но её рука продолжала крепко сжимать его руку.
— Хорошо. Пойдем?
Вэру взглянул на Айэта. Тот смотрел на них растерянно, и, как показалось паре, с грустью.
— Ну, вот и всё, Айэт, — Анмай старался говорить спокойно, хотя слова просто душили его. — Не такой уж и долгой оказалась наша дружба, даже по человеческим меркам, и не такой уж счастливой, но я рад, что она была. А теперь прощай, мой единственный друг. Возможно, я поручаю тебе ту, что мне дороже жизни. Сохрани её, ладно? И… будьте счастливы.
Юноша промолчал, но взгляд его больших глаз сказал Вэру всё, что он надеялся услышать. Пока они смотрели друг на друга, слова им были не нужны. Но вот Анмай отвернулся, и, не выпуская руки Хьютай из своей, подошел к краю шахты, заглянув вниз. Не очень широкая, — всего раза в два больше его роста в диаметре, с гладким, ровным металлом стенок, она была наполнена серебристой светящейся дымкой, — та казалась прозрачной, но на неведомо какой глубине сгущалась в ровно сияющую точку.
У Вэру закружилась голова, хотя страха он не чувствовал. Он перевел взгляд на пальцы своих босых ног, — над самым краем бездны. Всего один шаг вперед — и…
Он вновь взглянул на Айэта, — тот с болью смотрел на них, но не на Вэру, а на Хьютай. Он надеялся на её возвращение, — для него одиночество станет бесконечной пыткой… как и для самого Вэру. Хьютай тоже смотрела на юношу… надеялась ли она вернуться?
Анмай испугался, что она покинет его. Он знал, что её любовь разрывает её пополам, и не знал, чего желать, — её возвращения, или…
Кого бы она не выбрала, — второй будет обречен на вечную тоску, и печаль воспоминаний об этом выборе не отпустит её никогда. Анмай не знал, как больно ранит его это открытие.
Она ощутила его страх, коснувшись лица любимого. Анмай смотрел на неё с болью.
— Хьютай… это последние минуты. Потом… потом мы уже не сможем… говорить, видеть друг друга. Я уже не в первый раз прощаюсь с тобой, но теперь ошибки не будет. Я сделал много… в общем, мне было хорошо с тобой. И… я говорю как дурак, да?
Хьютай улыбнулась — слабо, едва заметно.
— Да.
Анмай почувствовал, как от страшной тоски сжимается сердце… ему хотелось, чтобы оно замерло навсегда прямо сейчас… и он испугался, что оно может не выдержать. Ему вдруг захотелось так много сказать ей… сказать, как он её любит, но он не мог найти слов. Он только обнял её, прижимая к себе со всей нежностью, на которую был способен, осторожно баюкая её, словно ребенка.
Когда он задрожал в беззвучном плаче, она вдруг обмякла в его руках. На сей раз они были слишком измучены, чтобы чем-то выражать свои чувства. Было уже слишком поздно, — и для этого, и для всего остального.
Так прошло много времени — целая вечность, наполненная покоем. Вэру казалось, что тело Хьютай в его объятиях становится единственной существующей реальностью. Он понимал, чувствовал, что это безумное признание в любви действительно было самым последним.
Это было горько, и, в то же время, радостно, — Анмай боялся, что их взаимное влечение всё больше вырождалось, превращаясь в чисто животную безудержную страсть, всё растущую по мере того, как распадались и слабели их сознания. Но сейчас, в самом конце, голова стала пронзительно ясной, и он понял, — так должно было случиться. Тот, кто разрушает всё ради своей мечты, в конечном счете разрушает и себя, свой разум.