Он встряхнул волосами, словно отгоняя ненужные сейчас мысли.
— Куда вас отвезти? — спросил он Андрея.
Мальчишка отвернулся.
— Я никуда не поеду.
— Почему?
Андрей со спокойной усмешкой посмотрел на него.
— Я хочу узнать правду. О моём мире и о твоём.
— И ты думаешь, что я её знаю?
— Угу.
— И знаешь, что если файа тут поймут, кто я, они придут не только за моей головой, но и за твоей?
— Я не боюсь.
— И не боишься за жизнь своей девчонки?
— А ты?
Анмай вздохнул: возразить на это было нечего.
— Ладно. Но мне придется оформить вас как моих… наших рабов. Это, между прочим, значит, что если я что-то приказываю вам, — то это для вашей же пользы.
— А если я не послушаюсь? — насмешливо спросил Андрей. — Будешь бить?
Лицо Вэру стало хмурым.
— Нет. Спроси у Светланы, что стало с Нау, и подумай, хочешь ли ты, чтобы это случилось с тобой.
Андрей не ответил. Судя по всему, он уже знал, но прощаться с Вэру всё равно не собирался. Светлана не сказала ни слова, но разве что не светилась от удовольствия: расставаться с парой ей хотелось ещё меньше, она просто не знала, как это, — жить на свободе.
Анмай вызвал с «Товии» скиммер, — у него была хоть какая-то маскировка, и он давал им шанс убраться из этого места незаметно. Андрей удивленно хлопал глазами, глядя на машину, и Светлане пришлось тянуть его за руку.
Опустив прозрачный колпак и включив силовое поле, Анмай вздохнул с облегчением. Пока что сканеры машины не замечали вокруг никакого движения, и он решил выяснить, что стало причиной нападения. Его не на шутку мучила совесть, но оказалось, что причина атаки не в нем, — рутенцы напали на общину Воинов в Кейсе, как раз когда те собрались на очередное сати.
Их обряд копировал принятый когда-то на Уарке, и был хорошо знаком Вэру. «Товия» перехватила прямой репортаж с места побоища, и сочные картинки в объемном проекторе скиммера передали им всю суть случившегося.
Анмай увидел ступенчатый открытый амфитеатр, обращенный на юг. В его центре, на алтаре, к стальному столбу привязывали нагую жертву. Файа, с большими зеркалами в руках, направляли на неё свет солнца, и он сжигал её, правда, не сразу. На Уарке файа шли в жертвы добровольно, такие добровольцы, — вначале, — нашлись и здесь. Потом кому-то пришло в голову сжигать людей, обещая им бессмертие, — и это даже не всегда было обманом. Теперь обряд превратился в простое сожжение пленников. Зато во всем остальном файа Сети истово копировали старину. Они приходили на обряд в коротких белых туниках, босиком, с золотыми браслетами на руках и ногах, в венках из ярких цветов. Безоружные, лишь с зеркалами из полированного серебра, они не смогли оказать никакого сопротивления. Охранявших обряд Воинов застали врасплох, — от Кейсы до границы было тридцать пять миль, и они никак не ожидали, что внутри шести файских фургонов окажутся не файа. Прежде, чем Воины успели что-то сделать, отряд прошёл сквозь них, оставив позади два горящих танка и две дюжины убитых файа. Дюжину часовых снял залп незаметно подобравшихся снайперов.
Остальные, стиснутые стенами тесного двора, не успели даже разбежаться. Рутенцы сожгли их из огнеметов, сполна отомстив за страдания жертв. Затем они взорвали двери в подвалы храма и освободили нескольких пленников, предназначенных для сожжения.
На экране, — передача велась с вертолета-разведчика, — застыл сам храм. В Кейсе жила тысяча двести Воинов. Сейчас все они превратились в россыпь обгоревших тел, сваленных между закопченными каменными уступами. В этих жутких смолистых кучах, среди почерневших, покоробившихся от жара зеркал, что-то ещё шевелилось.
Именно такие вот жуткие истории, длившиеся час за часом, составляли немалую часть кровавой притягательности Игры, — конечно, смотреть на них куда приятней, чем участвовать. И, поскольку все жители Кейсы носили весмы, их смерть была временной. Она не имела никакого значения.
Вертолет стал снижаться. Вдруг изображение дернулось и погасло. Руты поступили совсем не так, как ожидали файа. Вместо того, чтобы сбежать, они устроили засаду. Едва посланный из Нанны вертолет завис над посадочной площадкой, реактивная граната, вылетев откуда-то сбоку, ударила его в двигатель. Машина рухнула, и дюжина файа внутри неё исчезла в огненном облаке взрыва.
Минут через десять изображение появилось вновь, — и тут же на экране сверкнули ещё две вспышки. Руты вновь сбили наблюдательные вертолеты. Никто не знал, сколько их засело в Кейсе, но у них были автоматы, несколько ПЗРК и базук. Файа выслали бомбардировщики, и залили поселок напалмом. Вскоре Кейса пылала, — вся, до последней постройки. Жилые дома, ангары с машинами, огромные арсеналы, храмы, знаменитые мастерские по выпуску холодного оружия, — всё на глазах зрителей обращалось в пепел и дым. Лишь когда огонь стал угасать, в развалины осторожно проникли разведчики.
Они нашли в них четыре запрограммированных на автоматическую стрельбу ПЗРК на треногах, — и никаких тел врагов. Лишь тогда все ведущие к границе дороги перекрыли, — но напрасно. Рутенцы уже давно пересекли её.
Анмай понимал, что это не простой налёт мстителей, а операция спецназа, причем, отлично подготовленная. Расправа с общиной садистов не вызвала у него ничего, кроме искренней радости. Но Кейса была лишь одной из многих. Остальные общины решили отомстить за неё, — и самой удобной мишенью стала Аромара. Здесь жили файа, предавшие, по мнению соседей, свою расу, — куда более привлекательная мишень, чем прямые враги…
Анмай погасил изображение. Бой за Аромару тоже подошел к концу: Нау поднял своих файа в контратаку, прорвал кольцо окружения и выбил из рутенского поселка погромщиков. Несмотря на безупречное руководство «Товии», победа далась аромарцам дорого: у них сгорело восемнадцать БТР, три танка, погибло больше двух сотен файа, — но все эти потери вполне окупались победой.
Возвращаться в Аромару было уже незачем, и Анмай взлетел, оставив многопалую дымную лапу пожарищ далеко внизу.
— Куда дальше? — спросила Хьютай, уже под самыми облаками.
— В самую середину кучи. В столицу.
Анмай остановился у парапета и замер на минуту, осматриваясь, словно плавая в густой жаре. Небо было идеально чистое, и раскаленно-белое солнце жгло немилосердно. Его свет обжигал голые плечи, а плиты улицы раскалились так, что сандалии не очень-то помогали.
Прямо перед ним, за парапетом, зиял исполинский канал с очень крутыми, монолитными стенами, — вода в нём была темной, зеленовато-чёрной, что говорило об огромной глубине. Оттуда поднимались волны влажной, одуряющей жары. Тем не менее, там плыли разноцветные лодки с легко одетыми файа. Белоснежные пирамиды тысячеэтажных зданий Тайланы казались в дрожащем мареве далекими призраками, — словно снежные горы со дна жаркой долины. Две шеренги этих совершенно одинаковых громадин протянулись вдоль канала, насколько хватал глаз. Вечером, окрашенные мимолетным закатным багрянцем, они поражали воображение своими размерами и геометрической правильностью. Их вершины ещё долго розовели, когда на земле уже царила темнота, такая же жаркая, как и днем.
— Я не понимаю, как наши предки всё время жили в такой жаре, — сказала Хьютай, хотя её гладкая кожа всё же оставалась сухой, — дальние потомки живших здесь айа сохранили их отменную терморегуляцию. Но, даже несмотря на это, жители Тайланы днем редко выходили на улицу. А если всё же выходили, то одевались на удивление легко. Алый шелк на бедрах и сандалии, — всё, что можно выдержать в такой жаре. Пара нарядилась точно так же, — так тут одевались и юноши, и девушки. Впрочем, файа попадалось так мало, что огромный город казался вымершим.