Но тогда других возможностей не оставалось. Тэйариин никогда не помогали другим расам. Что же тогда? Вторжение из другой зоны Кунха? Из другой Вселенной? Нет, невозможно… Существа, возникшие в другой физике, никогда не смогут приспособиться к этой, — во всяком случае, не так, и не на этом уровне. Правда, у самой физики тоже много уровней, и изменения на ядерном далеко не всегда отражаются на химическом…
Короче, люди могли прийти откуда угодно. Миллиард лет назад, когда этой частью Вселенной владела сверхраса Мэйат, людей в ней не было, — Анмай выяснил это за секунду. Отпустив браслет, он задумался. Что произошло тогда, за миллиард лет безвременья между Мэйат и Анмайа? Ему очень хотелось это выяснить, — но тайна происхождения людей, тайна неведомой сверхрасы, — сверхрасы ли? — будет ждать его встречи с Айэтом… если ей вообще суждено состояться.
Анмай зевнул. Тело затекло от долгой неподвижности. Он встал, старательно потянулся, и снова сел перед экраном, начинавшимся прямо от пола. Сидения не было, и его пришлось заменить пятками. Он искал данные о космографии Сети, но ему попадались лишь обрывки новейшей истории Эрайа, — истории Игры. Тогда, в начале, файа высадили на девственной планете несколько миллионов рутенцев. Они не могли перевезти их живыми через не-пространство, и восстановили их тела с матриц. Где сейчас были эти матрицы? Анмай не знал.
Рутенцы начали строить свою цивилизацию с нуля. В начале Игры обе стороны были вооружены лишь мечами и луками, — тогда она была куда романтичнее. Но, как файа ни мешали техническому прогрессу рутенцев, остановить его они не смогли. И им, против воли, тоже пришлось обзаводиться техникой.
В начале Игры поселения файа и рутенцев были равномерно рассеяны по всей Эрайа. После бесчисленных стычек возникли страны, затем сверхдержавы… Последние пятьдесят лет файа постоянно отступали, — по мере приближения Стены Света приток новых игроков падал, и падал сам интерес к Игре. В последние годы в Сети наметился новый всплеск интереса к ней, но и он уже миновал…
Анмай пытался найти сведения о Четвертой Культуре, о её межзвездных полетах и открытиях, но этой информации в архиве просто не было, что и неудивительно, — в бесконечной Вселенной очень трудно что-то отыскать, и даже абсолютная сила не могла уничтожить объект, о котором не знала. Сокрытие координат обитаемых баз и планет приобретало жизненно важное значение.
Вдруг ему показалось, что в зале есть кто-то ещё, — он не слышал шороха, но спиной почувствовал движение. Анмай вскочил и вытянулся, напряженно всматриваясь в темноту. Теперь он уже явственно услышал шум, — там, во мраке, что-то двигалось. Он выхватил лазер, — единственное, что мог скрыть в набедренной повязке, — и сообразил, что противник отлично их видит, а вот они его… Они были беззащитны, их могли просто подстрелить.
Хьютай тоже вскочила, всматриваясь в темноту. Объяснять, что делать, ей было не нужно, — они вместе бросились в темноту, нырнули в щель между двумя громадными кубами, и замерли, прислушиваясь. Ничего. Анмай попытался вспомнить звук, — словно шорох сквозняка, гнавшего бумагу… но откуда он здесь?
Припомнив, откуда доносился шум, он снял сандалии и осторожно пошёл вперед, — его босые ноги беззвучно ступали по стальному полу. Он вздрагивал от холода, но, когда впереди повеяло слабым теплом, застыл, напряженно всматриваясь. Его большие глаза расширились в темноте, и в слабых отблесках непогашенного экрана он увидел… нечто смутное, похожее на туманный шар из серой пыли, поперечником в полметра. Шар без видимой причины двигался то туда, то сюда, вздрагивая и расплываясь по полу, как очень вязкая, упругая жидкость. Анмай попятился, когда шар прошёл сквозь застекленный шкаф, словно сквозь воздух. Он услышал знакомый шорох, и его обдало волной тепла. Эта смутная масса проходила сквозь стекло, и, в то же время, не могла погрузиться в стальной пол…
Анмай оцепенел. Ни с чем подобным он прежде не встречался, и даже не представлял, что это вообще может быть. Опомнившись, он вдавил сегмент браслета. В тот же миг раздался беззвучный крик «Укавэйры»: «Вэру, назад!»
Без дальнейших размышлений он бросился в темноту, вскоре споткнулся о что-то невидимое и растянулся на полу. Когда его голый живот прижался к ледяной стали, его полунагое тело свела судорога, — он дрожал от холода… впрочем, не только от него. Анмай сел, отбросил упавшие на глаза волосы, яростно растер отбитые пальцы босой ноги, и вновь вдавил секцию браслета.
«В чем дело?»
«Радиация. Тепло, что вы ощутили, — жар ядерного распада».
«Сколько… сколько я получил?»
«За те девять секунд, что вы смотрели на шар, — тысячу рентген».
Анмай откинулся на спину, и вдруг усмехнулся. При воскрешении генные инженеры Файау изменили его тело так, что смертельной могла быть лишь доза в пятьдесят тысяч рентген. Вообще-то, они повысили его структурную устойчивость для переходов в не-пространстве, стойкость к радиации была лишь побочным эффектом… но ему повезло. Человека тут ждала бы долгая и мучительная смерть. Впрочем, если бы он удивленно глазел на шар, хватило бы всего нескольких минут…
«Что это?» — опомнившись, спросил он.
«След квантового вырождения. Сгусток магнитных монополей и аксионов, — тяжелых слабовзаимодействующих частиц. Нам очень повезло, — ничего подобного раньше мы не встречали. Это новый высокоорганизованный класс физических объектов, возможно, даже живой…».
«Они что, специально пустили сюда эту дрянь?»
«Нет. Местные файа явно ничего не знают об этой вещи. Эти залы тянутся на мили, и их посещают очень редко. Возможно, оно умеет прятаться».
«Так оно гуляет здесь уже двести двадцать веков?»
«Да».
Анмай вздрогнул, представив, сколько подобных вещей таится в укромных уголках Эрайа… поднялся, отряхнул пыль и пошел назад. Вновь усевшись у экрана, он ощутил лихорадку и жар, — его организм успешно боролся с последствиями облучения, смертельного для любого обычного существа. Он усмехнулся и вновь приник к клавиатуре, погружаясь к истокам своей древней расы.
Его всегда удивляло, почему предки анмайа, получавшие от природы всё, встали на путь цивилизации. Они полмиллиона лет жили без неё и он не мог понять, как такое вообще возможно, — разумный вид не создавал своей технической культуры, и, в то же время, не угасал. А потом…
Сейчас он увидел, что привело к этому «потом», — цветной снимок какой-то поляны в вечнозеленых лесах Эрайа. Среди причудливых растений и ярких цветов терялось несколько фигурок, — айа, золотые айа, жившие здесь, в этой дельте, тридцать тысяч лет назад. Анмай знал, что видит лишь один из множества народов своей расы, ныне давно слившихся в один. Но золотые айа поразили его.
Они действительно были золотыми, — шесть юношей и девушек со смуглой кожей чистого золотистого оттенка, более светлой, чем у нынешних, коричнево-смуглых файа, нагих, с удивленными и испуганными лицами, наполовину скрывшихся в листве, поразительно красивых, — никто из современных файа не мог с ними сравниться. Ни у кого не было таких удивительных волос, — чёрных, очень густых, с тем же чистым золотистым отливом. Среди их потомков встречались те, чьи черные гривы отливали медью. Но таких золотистых не было. Не было и таких синеглазых, как айа, — даже у виденных им людей Вэру не встречал столь чистых синих глаз, больших и так широко расставленных, что между зрачками у каждого, не закрыв их полностью, поместилась бы собственная ладонь, — без большого пальца, разумеется.
Анмай усмехнулся. К нему, Широкоглазому, это тоже относилось. Но не обладатели таких глаз изобрели это, самое верное, подтверждение чистоты крови…
Он замер, не в силах отвести глаз от айа. Что заставляло смотреть на них, не отрываясь? Удивительно правильные и чистые лица? Да, но не только. Выражение, нечто трудноуловимое, — у каждой расы есть легенда о золотом веке, потерянном в прошлом. Только анмайа знали, что эта легенда, — правда. В этих лицах было что-то удивительное. Пугливое любопытство? Осознание себя частью природы, — такое чистое, что его не достигал больше никто? Спокойная радость мирной, но не скучной жизни? Скорее, всё вместе.