Шатаясь на каблуках, Вера подошла вплотную к ним, оценивающе оглядывая Фримена с головы до ног:
- Какой симпатичный мужчина... только слишком зажатый, - она прикоснулась к его талии. - Но мы это исправим...
- Это не к тебе, Вера, - оборвала её Майя, отстраняясь от Алекса и уводя её к кровати, держа под руку.
- Точно? А может всё-таки...
- Нет, нет, - успокаивала Майя, снимая с исцарапанных плеч севшей на скрипучую кровать Веры шубу, затем принялась за её туфли. - Это мой старый знакомый. Ложись спать.
- А где Яша?
Майя помогла ей лечь, укрывая одеялом:
- Спит уже.
Верка вдруг заплакала, однако без слёз, и протяжным пьяным голосом громко произнесла:
- Я плохая мать. У меня сын, а я только бухаю и трахаюсь. Он вырастит и будет знать, что его мама шлюха...
- Всё, успокойся, - Майя строго наклонилась прямо над её лицом. - Ещё не хватало, чтобы он проснулся. Спи. Утро вечера мудренее.
Она приняла из рук Веры бутылку с окурком и поспешила к выходу, увидев, что Саши в комнате нет.
- А мужчина и правда симпатичный, - мечтательно таращась в потолок сказала Вера, а затем вдруг нахмурилась. - Где-то я его видела.
* * *
Алекс стоял в коридоре у выхода на лестничный марш, прислонившись спиной к холодной серой стене и пряча лицо руками.
- Саша... - бархатный голос Майи заставил посмотреть на неё.
Она коснулась его лица, и он слегка улыбнулся, часто моргая покрасневшими глазами.
- Ты как? - беспокойно спросила она.
- Всё в порядке, - ответил он и приобнял её, касаясь лбом мягких волос.
- Прости меня. Знаешь, сколько раз я пыталась с ней разговаривать, искала ей работу...
Даже спустя столько лет Майя виновато оправдывалась за судьбу человека, брошенного всеми родными и оставленного ей на опеку, словно животное, переставшее приносить радость хозяину, и она это приняла. Без колебаний, стойко, не усомнившись в своих силах ни на секунду и никуда не убежав от всего этого. И кто после этого Алекс такой, чтобы осуждать её за что-либо?
- Тише, - он гладил её по волосам, пытаясь успокоить. - Не нужно оправдываться. Если кто-то в чём-то и виноват, то мы оба знаем кто.
Майя подняла голову и в последний раз проникновенно спросила:
- Так зачем ты пришёл?
Алекс взял её за руки и долго смотрел в чистые голубые глаза, а затем вымолвил, отпуская тёплые ладони и медленно отходя назад к тёмным и мрачным ступеням:
- Чтобы попрощаться...
Он отходил всё дальше, не прекращая на неё смотреть, а она стояла на месте, провожая его взглядом. Нога коснулась ступеней.
- Прощай, - вымолвил Алекс, спускаясь всё ниже.
Майя грустно на него смотрела:
- Возвращайся. Я буду ждать.
И он ушёл.
* * *
Опустошённый Фримен шагал по освещённому кострами длинному коридору. Вокруг туда-сюда бегали люди, но он слышал лишь собственные шаги и зовущую метель, пробивающуюся сквозь окно в конце коридора. У единственной закрытой двери толпились люди и о чём-то яростно спорили.
- Странный парень зашёл и заперся там!
- Давно он там сидит?
- Ну с полчаса точно, - ответила женщина с завёрнутыми в полотенце волосами.
Один из мужчин постучал в дверь:
- Милицию сейчас вызовем! Живо открывай!
- Эй, кто это? - одна из женщин указала пальцем на невозмутимо идущего в их сторону Алекса и в один миг рассыпалась пеплом.
Остальные принялись паниковать и кричать, кто-то попытался убежать, но все, кто находился у двери растворились в воздухе, оставив после себя горстки серой пыли. Алекс рассыпал их, наступая ботинками, а затем сокрушённо присел у двери.
- Кларкс, ты там? - спросил он.
За стеной ничего не было слышно кроме капающей воды. Он устало взглянул на стоящего у окна пожилого мужчину в сером плаще. Незнакомец смотрел ему прямо в глаза, неодобрительно мотая головой, а затем исчез, словно его и не было. На подоконнике лежала знакомая одежда и обувь.
Алекс подскочил на ноги и принялся стучать в дверь что было сил, осознав, наконец, холодную и сырую истину происходящего.
* * *
Холодные капли стекали по ржавым бортам ванны и скользкой клеёнке, устилающей пол. Тишина окутывала комнату, обнимая горящие свечи, приклеенные расплавленным воском к полу, точно, как в бедной гробнице раба, нашедшего здесь последний приют.
Кларкс подошёл ближе к пахнущей старым металлом воде. От неё поднимался холодный пар, ласкающий дрожащие руки, подбородок и шею. Далеко не впервой покидать свою оболочку, покидать этот мир, но от чего-то жестокая привычка навеивала страх отчуждённости грядущего пути. Возможно, получится убежать. Шансы не велики, но что, если служители не смогут перехватить его душу, и он успеет проскочить? Быть может однажды, грешник откроет глаза, отойдёт ото сна и задаст себе единственный вопрос - «зачем?». Вся предыдущая жизнь покажется ему не более чем горой оправданий и грудой зелёных осколков. Он раскается сам перед собой, а значит, заслужит жизнь. Кларкс не выдержал и изнутри вырвался нервозный смешок. Он ударил по поверхности воды ладонью и чёрная грязь, перемешанная с кусочками ржавчины, медленно поднялась со дна. Если всё так просто, то почему нельзя с этим смириться и жить дальше, ожидая, когда произойдёт этот момент? Он продолжал бить, расплёскивая капли вокруг и смеясь. Столько лет, столько холода, столько одиночества и всё ради жалкой надежды, которая отравляет душу своей недосягаемостью. Все мы стоим под дождём и ждём вестей с небес, мы сами строим свои судьбы, а затем умираем. Мы рождаем детей и воспитываем их, чтобы мир стал капельку лучше, но и они умирают. Нам дарят жизнь, и мы проживаем её, чтобы потом умереть. И всё это никогда не изменится, мы не изменимся, тогда почему же так больно? Кларкс схватил одну из свечей и с криком метнул её в узкое окно, забитое досками. Свеча лопнула пополам и фитиль тут же погас. Руки упирались в холодные борта ванны, в плечах напряжённо сводило мышцы. Кларкс смотрел на своё отражение.